Андрей Петрович, пересиливая сонливость, подался на воздух. Сквер уже заволокла тень, изломилась по горбам легковушек. Припаленное зноем небо цепенело в клочковатых барашках. Вспомнив о находке, он забрался в машину, надел очки и вытащил из пакета портфель. Внутри его хранился футбольный календарь-справочник за 1965 год, когда ростовский СКА добыл «серебро» футбольного чемпионата, блокнотик со стихами и тетрадь в коричневой клеенчатой обложке — старый дневник.
7
На поблекших листах легко читался его узловатый почерк.
«Каждый день я вхожу в класс с радостным подъемом и ощущением, что сейчас произойдет нечто необыкновенное. Шум, разговоры, пересмешки постепенно стихают, лица школьников обретают сосредоточенность. С первого взгляда я замечаю, кто подготовлен, а у кого в глазах тревожный огонек. Сотни нитей незримо связывают меня и учеников. Мы заняты одним делом — изучением очередной темы, события жизни выдающейся личности. Я акцентирую внимание детей на особенностях и драматизме времени, мотивах происходившего. Не зря кем-то сказано, что изучение истории — это путешествие по вечности с достойным и эрудированным человеком. Однако меня, педагога, в строгих рамках держит программа обучения, методические разработки. Поэтому, наверно, курс истории советского периода осваивается ребятами с меньшей охотой. Гражданская война, двадцатые и тридцатые годы трактуются в учебниках однобоко, с точки зрения классовой борьбы, как этапы построения социалистического общества. Но мне известно совершенно иное, благодаря рассказам очевидцев и архивным данным. Красный террор в Ставрополе сравним с пугачевскими казнями по необузданной жестокости. Чем большевики гуманней белогвардейцев? Ошибочно употребил слово „гуманней“. Когда речь идет об истреблении классов или сословий, кощунственно даже упоминать о человечности! При всех научных выкладках я не могу разделить мнение об оправданности „расказачивания“. Свидетельства моей бабушки и хуторян, страницы великого шолоховского романа, документы подтверждают злонамеренность Троцкого, Свердлова, председателя Донбюро ВКП(б) Сырцова, позже — Кагановича в „кардинальном решении казачьего вопроса“. Подобным образом в разгар Второй мировой Гитлер намеревался поступить с евреями Европы. Деяния фашистов преданы анафеме, но почему не получили такую же оценку преступники-палачи, уничтожившие миллионы казаков?
Сегодня, накануне двадцатилетия Победы, мы со школьниками возлагали цветы к памятнику, установленному у братской могилы. Такие памятники навек связали республики Союза и страны соцлагеря. Впрочем, Санька Акименко, мой сосед, служивший в Венгрии, рассказывал, что его несколько раз называли там „оккупантом“. Неужели дружба народов — это миф? И мадьяры забыли, кто освободил их страну от фашистов? История полна примеров вопиющей неблагодарности. И горько, что великие подвиги советских солдат так быстро забываются…
Провел в старших классах занятия по книге Смирнова „Брестская крепость“. Она воспитывает у ребят патриотизм. Пришлось рассказывать о битве за Сталинград, о десанте Куликова, о масштабной операции Красной Армии на Кавказском фронте. В историческом аспекте важно привлечь интерес детей к героизму их отцов и дедов.
Марина подкрасила волосы лондотоном, — они обрели золотисто-медный оттенок, что так идет ей, сероглазой. И сразу же завуч по воспитрабо-те, Анастасия Кузьминична, безмужняя брюзга, сделала замечание, что яркая внешность не способствует усвоению материала на уроках, ибо отвлекает учащихся. Я возразил завучу: мир, по Достоевскому, спасет красота! Она — союзница в общении людей. Наши „учительши“ посмотрели на меня с осуждающими гримасами, обрушились хором, уличив в не подобающей педагогу этике. Эка хватили! Да еще и напомнили, что я — педагог и должен повязывать галстук. Чушь! Я был в сорочке, поскольку выдался жаркий день, — уже конец апреля. А прежде, надевая костюм, я соответственно подбирал и галстук. Даже Марина это хвалила! А сегодня мы с ней смиренно вынесли поток нравоучений, а после уединились в кабинете истории. Я предложил съездить за лазориками, как называются у нас степные тюльпаны. У Марины заблестели глаза, она с радостью согласилась!
Я взвинчен до крайности! Перед самым уходом домой в кабинет истории, благо он был пуст, ворвалась мать Тимченко Ивана, ученика 7-го „Б“, и устроила скандал. Она упрекала меня за то, что якобы „взъился на малу дытыну“, несправедливо ставлю двойки. А у него годовая отметка по истории выходит „неуд“! Тимченко — отъявленный бездельник. Я пытался ее урезонить, но она обругала и бросила в лицо дневник! Ничего подобного не случалось. Сгоряча я обратился к директрисе. Но Любовь Степановна встала на сторону мамаши и потребовала, чтобы я был снисходителен к Тимченко, поскольку его дядя — начальник СМУ (строительно-монтажного управления), а школе необходим капитальный ремонт. То есть личность учителя ничего не значит по сравнению с выгодой, которая зависит от покровительства начальника! И это — советская школа?!