Девочка на войне

– А телефонный автомат еще работает? – спросила я.

В моем детстве единственный на всю деревню телефон был установлен тут, сбоку лавки, и даже он барахлил.

– Иногда, – ответил старичок. – Дать вам телефонную карту?

– Да, пожалуйста. На Америку.

Он достал из-под кассового выдвижного ящичка пластиковую карту, на которой спереди жирным шрифтом значилось «Северная Америка», и добавил к нашему счету. Лука выцепил из бумажника банкноту в сто кун, и старичок завернул нашу еду в бумажный пакет.

– Заходите еще в среду, если хотите, – окликнул он нас на выходе. – Шоколадок подвезут.

– Я пойду огонь разведу, – сказал Лука и вручил мне телефонную карточку. – Увидимся дома.

Я до этого всего лишь раз звонила из Тиски, когда мама забыла свой купальник и пустила меня позвонить домой и попросить отца его захватить. Она стояла у меня за спиной, сложив особым образом провод и держа его у нас над головами, точно антенну. Я попыталась воспроизвести ее телодвижения и сгибала провод в разных местах до тех пор, пока не пошли гудки, а затем поспешно набрала ряд чисел с тыльной стороны карточки и после них уже домашний телефон.

– Ана?

– Меня слышно?

– Еле-еле! Как ты там? Я так волновалась!

– Все хорошо. Мы на побережье. Тут ни интернета, ничего. Извини, что редко выхожу на связь.

– Я получила электронное письмо. Но ты лучше звони.

– Знаю. Прости. А Ра… Рейчел дома?

– Она на тренировке по футболу.

– Можно я тогда перезвоню и оставлю ей сообщение на автоответчик?

– Хорошая мысль.

– Ладно, тогда сейчас перезвоню.

– Но у тебя-то все в порядке? – спросила Лора.

– Да, все хорошо.

– Ну, рада слышать. Спасибо, что позвонила. Ты только не…

Раздались трескучие помехи, а потом звонок оборвался. Я поправила провод, перезвонила и, услышав звуки, больше напоминавшие белый шум, чем запись голоса, понадеялась, что дозвонилась на автоответчик.

– Рейчел, привет. Я сейчас в Хорватии на пляже, тут очень красиво. Сделала для тебя парочку фотографий. Может, если мама не против, съездишь со мной на будущее лето. Тебе тут понравится… – В трубке вдруг раздался непонятный дребезжащий звук. – Люблю тебя! – добавила я, перекрикивая гудок, и повесила трубку. А затем вернулась в лавку и купила там открытку с авиапочтовой маркой, чтобы тем же вечером написать Брайану.

На обратном пути я постучалась в дом к той пожилой женщине и долго ждала у двери. Лампы уже не горели, и дети во дворе не играли.

– Ну значит, завтра, – пробормотала я в пустоту дома.

Я приняла душ под трубой у скалистого склона, где ты одновременно предельно у всех на виду и в полном уединении. Деревня оттуда как на ладони – знай суетится в предзакатных делах. Старики у пристани достают рыболовные клети. Лавочник погасил лампу. В церкви кто-то зажег свет на колокольне. Морская соль засохла у меня на коже явным узором прилива, и я стерла ее рукой. Ветер свистел в ушах, обдавая острым холодом мокрое тело, и от этого даже холодная вода из-под крана показалась теплой.

Лука развел огонь в кирпичном мангале у входа в дом, и я пошла рыскать на кухне в поисках каких-нибудь приборов. Все, что могло бы пригодиться, Марина увезла с собой, и я нашла утешение в том, что собиралась она вроде без спешки. Я протерла полку и выставила полароидные снимки бетонных слепков рук, Луки и Плитвицких озер на выступе вдоль стены. Конечно, я заберу их домой, чтобы показать Рахеле, но пока они и тут неплохо смотрятся.

Мы приготовили рыбу на масле и сосновых ветках, после чего разложили ее на столе и вручную разделали. Рыба была соленая, а местами попадался песок и чешуя, но масло и сосновый запах придали ей приятный вкус. На десерт мы взяли баночку арахисового масла и выскребли ее подчистую. Вдали перекликались последние морские чайки и моевки, устраиваясь в гнездах ко сну.

– Ты это, тоже заезжай к нам в Америку, – сказала я.

– У меня с английским не очень, – тут же выпалил Лука, и я поняла, что он и сам об этом подумывал.

– Нормально у тебя с английским. Но приезжай хоть меня навестить. Заглядывай в Нью-Йорк.

– Это я могу.

В Тиске наступила кромешная темень, а я даже не знала, сколько времени. Ни разу за день не взглянула на часы. Одно из редких удовольствий деревенской жизни – здесь не нужно жить по расписанию, и можно есть, когда проголодался, или спать, когда устал. А я как раз устала – наелась до отвала, мышцы саднили, а голова опустела и затуманилась.

Под рассуждения Луки о том, как птицы каждый год во время миграции находят путь домой, мы расстелили наши одеяла и легли на полу, на прохладную плитку, жестковатую для моей и так задубевшей спины. Сквозь пробоину в крыше виднелось небо, и мы, протянув к нему руки, угадывали контуры созвездий. Меня это успокаивало, прямо как в детстве, когда мы голодали и до ужаса боялись смерти. Заполонивший комнату бледно-голубой лунный свет залил собой щербинки от шрапнели, и стены стали как новые, словно мы вернулись домой.

Слова благодарности

Эта книга не увидела бы свет без множества людей. Особое спасибо: