Девочка на войне

Дедушка Петара, Анте, переехал в Тиску в сороковых после выпуска из медицинского училища в Сараево. Они с соседями построили друг другу дома на одном бетоне и мулах. Много десятилетий спустя, когда я в детстве приезжала туда погостить, в деревне все вели себя так, будто Анте жив-здоров; жили мы по адресу «докторский дом, Тиска, 21318», по индексу ближайшего города. Общественные работы по замесу бетона тоже вошли в городскую традицию – в моих ранних воспоминаниях отец с Петаром таскали по деревне ведра цемента, чтобы превратить дорожки во вручную вылепленные шишковатые лесенки. Затея была в том, что лесенку преодолеть пожилым людям проще, чем ходить по грунтовым тропинкам, где в особо вытоптанных местах скользко, а в других везде торчат корни. Но бегать по тропинкам было проще, и в то время я терпеть не могла эти лесенки за то, что они меня тормозят.

Мы с Лукой подошли к ступенькам и стали прерывистым шагом спускаться к морю, повторяя горные изгибы, словно шли по кишке. Дорожка вилась мимо единственного на всю деревню магазинчика и каменного памятника работникам Великой Революции. Потом пикировала к маленькой церквушке и местной школе, спеленутой дикими виноградными лозами. Школу и прилегающую к ней территорию забросили еще во времена моего детства, не считая того места, где старики расчистили подлесок и устроили песчаное поле для игры в бочче. Ступеньки вели дальше, к воде, мимо рощиц инжира и агавы; инжир тут был мягкий и сахарный, а плоды агавы – толстокожие и обросшие шипами; их близкое соседство – свидетельство капризной почвы.

– Стоит, – крикнул Лука, убежавший вперед. Я ускорилась и подбежала к нему, остановившись на покатой ступеньке. Сквозь прогалины в инжирных деревьях я увидела дом Марины и Петара, закрытый и заросший бурьяном. Фасад был испещрен рубцами от шрапнели, а часть крыши обвалилась. Жить в таком доме никто бы не стал.

Я перепрыгнула последние ступеньки и выскочила на террасу, пробралась сквозь опалые листья ко входу и бездумно начала стучаться в дверь.

– Есть тут кто?

– Ана!

– Да подожди, – ответила я и сильней забарабанила в дверь.

– Ана, ну хватит. Не надо.

– Эй! Не ходите в чужие дома! – крикнул кто-то по-английски с сильным акцентом.

– Извините, – откликнулась я на хорватском.

– Hrvatske? – переспросила женщина.

– Да. Мы хорваты. – Я пошла туда, откуда доносился голос. – Я Томичей ищу, они еще тут живут?

Женщина вышла из дома на балкон гораздо выше по склону, чем я ожидала, учитывая четкость доносившегося голоса – совсем забыла акустические чудеса здешних скал. Это оказалась дряхлая старушка, укутанная в черное платье с длинным рукавом, от одного взгляда на которое я чуть сама не вспотела, с красным шарфиком в цветочек под подбородком.

– Простите, – сказала она, когда мы подошли поближе. – Приняла вас за туристов. Дети любят залезать в заброшки.

– Заброшки? – переспросила я.

– Тут уже много лет никто не живет.

– А куда делись хозяева?

– Петар погиб на войне. Как сказала Марина. Вы были с ними знакомы?

Когда она произнесла это вслух, я сразу поняла: это правда, как я всегда и думала, но меня все равно, словно каменной глыбой, придавило чувство утраты. Но она хотя бы общалась с Мариной.

– А Марина еще здесь?

– Уже нет. Она вернулась ненадолго после смерти Петара. Хотела выбраться из страны. В Австрию, к сестре, с ее слов.

– Не знаете, добралась или нет? И куда именно в Австрию? Как с ней можно связаться?

Женщина помотала головой.

– Прости, дорогая. Я тебя уже как будто где-то видела. Откуда, говоришь, приехала?

– Я в детстве приезжала с Петаром и Мариной сюда на каникулы. Меня зовут Ана. Юрич.

– Юрич. Точно, – произнесла она, поправив шарфик. – Так это ты та самая девчушка.

Я глянула на женщину, соображая, что она имеет в виду.

– Та самая? – сказала я наконец.

– Которая выжила.

– Я выжила.

– Ты так похожа на отца.

– Вы его знали?

– Всех их знала.

– Бака, – раздался тихий голос из дома.

– Мне пора идти в церковь. Приходи попозже, поговорим.

– Хорошо, – ответила я, но та уже ушла обратно в дом, а я так и осталась стоять на террасе, глядя на пустой балкон, куда только что выходила женщина.

Лука силой отворил окно с черного входа, и я заползла в завешанную паутиной темень. Воздух внутри был спертый, отягощенный многолетним слоем грязи. Голые стены, кухонных принадлежностей нет и в помине, я пыталась определить, насколько поспешно Марина уехала отсюда. Уродливый рыжеватый диван так и стоял у стенки, а стол с плитой отделяли ту зону, которую, хотя она формально находилась в той же комнате, Марина объявила кухней. Несмотря на запустение и кисловатый запах, внутри все было по-прежнему.

– Открой мне парадную дверь! – крикнул Лука. – Я тут не пролезу.

Я рванула было к двери, но мое присутствие в доме, как сдетонировавшая растяжка, запустило цепь разрушений – пара штор свалилась с бокового окна, и сумрак кухни озарил яркий столп света.