Девочка на войне

Я вдруг увидела родителей – по-летнему светящиеся, влажные от пота, загорелые лица. Мать стояла над кухонной раковиной, выжимая наше белье и тихонько напевая старую детскую песенку, а отец, появившись из-за угла, аккомпанировал ей свистом. Его руки поползли по складкам платья, изучая изгиб ее бедер. Вода плеснула в раковину, и тут он закружил маму и поцеловал ее в лоб. С этого ракурса я заметила, как плотно платье облегало ее торс, и до меня дошло, что в нашу последнюю поездку в Тиску она уже пару месяцев как носила Рахелу.

Я услышала, как Лука возится с дверью, и вскоре он взломал ее сам. Дом переполнил ослепительный свет. Я моргнула – и видение исчезло.

– Что ты тут делаешь? – спросил Лука.

– Ничего.

Он раздвинул остальные шторы, открыл ставни и окна, а потом исчез в спальне, и по звукам я поняла, что там он проделал все то же самое. Дом был спроектирован в виде коробки из бетона, чтобы укрывать жильцов от южного солнца – но теперь, с отворенными ставнями и дырой в крыше, солнце тут светило, как никогда. А ветерок выдул сквозь окна застоявшийся воздух.

Лука показался из ванной с двумя швабрами. Петар с Мариной всегда хранили моющие средства и принадлежности для уборки в ванной; горячей воды в доме не было, поэтому что в ванной, что на улице – душ был одинаковый.

– Ну что, пошли, – сказал Лука, тыча в меня древком швабры.

– Откуда ты узнал, где тут швабры?

– Забыла, что ли, то лето, когда Петар с твоим отцом обновляли покрытие на террасе и постоянно в дом таскали цементную пыль, а твоя мама с Мариной страшно бесились?

– А, точно, было дело.

– Мы с тобой мели полы дня три подряд. Меня потом чуть кошмары не замучали.

– Маме твоей такие доводы наверняка заходят на ура.

Лука подметал и намывал полы, драил поверхности, а я весь день расчищала дом снаружи от душивших окна виноградных лоз. Между лопаток скоро с непривычки заныло, и только тут я поняла, как мало стала двигаться, как привыкла, скорчившись, сидеть в метро или за партой в университете. Но сейчас мне это было не в тягость, наоборот, приятно ощущать плодотворную боль, и я с фасада перешла к патио, методично выкорчевывая и зачищая по квадратику за раз. Бурьян глубоко пустил корни и упрямо цеплялся за плотные комки почвы. Лозы с сорняками я скинула в бывшую компостную кучу и затем нацелилась на толстую прослойку грязи, пыли и песка на террасе, смела все в кучки и щеткой сгребла в металлический совок, вспомнив, как Петар вытряхивал его со стуком во дворе.

Под грязью у входной двери я обнаружила отпечатки рук. Тем летом, когда Петар с отцом заливали патио новым слоем бетона, мы все оставили свой след на плите перед дверью. По моей задумке.

«Будешь плохо себя вести, залью твой отпечаток бетоном и сотру следы твоего существования!» – дразнился Петар, посылая меня сбегать по очередному его поручению. А теперь я стояла над слепком, приложив руку к очертаниям его ладони, и размышляла, как же легко стереть следы существования целой семьи. Я разыскала отпечатки родителей, потом мой собственный – кончики пальцев девятилетней меня еле-еле доставали мне сейчас до костяшек. На краешке плиты в бетоне виднелся смазанный след в форме пальца ноги. Обзавидовавшись, но стесняясь оставить свой оттиск руки на якобы фамильной доске, Лука вдавил в бетон большой палец ноги. А потом, еще сильней застыдившись, забыл сразу же смыть цемент и после неделю отдирал его с кожи.

– Эй, Лука! Смотри, что я нашла!

Лука вышел из дома, весь в поту и без футболки.

– Что такое?

– Твой палец выдержал испытание временем!

– А это отпечатки твоих родителей?

– И Петара с Мариной, да.

– И твой, – добавил он.

– Ага. И мой.

– Здорово, что ты это придумала, – сказал он и пошел обратно в дом. Я подумала: вдруг он хочет вырезать камень из пола, но Лука вернулся с моим рюкзаком и выудил оттуда камеру. – Держи.

Я сделала две фотографии и положила их на стол проявляться.

– Достань еще мой кошелек, – попросила я. – Пойдем дойдем до магазина.

Мы взобрались по лесенке на верхнюю тропинку, ведущую в сторону местной лавки.

– Что думаешь, поедешь разыскивать Марину? – спросил Лука.

Я вспомнила день своего побега и задумалась, погиб ли Петар тогда или вернулся на фронт и спас еще не одну жизнь. Если его схватили в том лесу, Марина ведь наверняка решила, что я тоже погибла.

– Да, я хочу поехать. Но болтаться по всей Австрии сложнее, чем тут.

– Можем съездить вместе, если хочешь.

– Наверное, сперва попробую с ней как-нибудь связаться.

– Если она еще жива, обязательно надо наведаться.

– Давай я сама, – ответила я.

– Хорошо. Но выжидать еще десять лет я тебе не позволю.

Мы вошли, и на двери звякнул колокольчик, а из-за газеты «Далмация Ньюс» на нас равнодушно воззрился древний старичок. Основной костяк товаров лавки – хлеб, жирный белый сыр, марки и сигареты – был разложен на квадратном столике. В холодильнике рядышком лежали скумбрия и мидии, выловленные здешними рыбаками. Мы с Лукой выбрали себе пару скумбрий. Лука попросил оливкового масла, и старичок, завернув нам рыбу в газету, достал графинчик с маслом. И ко всему положил коробок со спичками.