Девочка (не) Джеймса Бонда

— Пулеметчица, ты знаешь такие слова? — насмешливо протянул Кит. — А я и не предполагал. Пусть тебе будет стыдно! Бабушка бы не одобрила.

— Я ещё не то знаю, — пригрозила я ему. — Так что лучше меня не доводить до такого состояния, когда я буду готова выложить весь словарный запас.

Стальной

Мелкая чебурашка пытается кусаться. Изображает взрослую и циничную тетю. А все потому, что женским чутьём поняла, что он ее спровоцировал. Только не догадалась: зачем? А Стальной просто хотел знать: созрела ли в ней женская природа или еще спит? Охи-вздохи-лырыческие стихи? Возможно ли, что ее влюблённость лишь платоническая, и он, взрослый мужик, для нее что-то вроде этого ее рюкзака-чебурашки, которого она к сердцу прижимает? Судя по ее взгляду, она созрела. Да еще как! Колосится спелая пшеница. Бровь девственная да неощипанная прилипла к нему взглядом. И ничего платонического в нем не было.

Так, ну отомри уже, Штирлиц недоделанный. Родина-мать зовет!

— Сергей, машину мою пригнал?

— Обижаете, Никита! — Сергей вытащил из кармана ключи и отдал Стальному.

— Отлично, тогда я поехал. Увидимся.

— Удачи! — Аня подняла сжатый кулак.

— Да ё-маё! — хором отозвались Ёптафер, Стальной и Сергей.

— Что? — испуганно пискнула она.

— Нельзя желать удачи, — с серьезным лицом объяснил Сергей. — Понимаешь? Вообще прощаться нельзя.

— Это где так принято? — не сдавалась Аня.

— Это не напрашивайся на рифму к слову "где", мелкая блонда, — огрызнулся Ёптафер.

— Язык свой придержи! — прикрикнул на него Стальной.

— Молчу-молчу, всё! — Ёптафер провел рукой по рту, застегивая невидимую молнию.

— Это у нас, страшной мафии, — округлил глаза Стальной. — Ты была права. Я — крестный отец. А Ёптафер…

— Крестная мать, — хохотнул бородач.

— А скажи мне, мать, ты Лермонтова читала? — Стальной поправил запонку на манжете.

— И? — прогудел Ёптафер.

— И вырвал грешный мой язык! Так написано у классика, — Стальной пошел к двери. — Вот я тебе тоже его в следующий раз вырву.

На пороге он обернулся. Аня смотрела на него без улыбки. И Стальной видел, что ее глаза вот-вот наполнятся слезами. Он вышел в темный сад и тихо прикрыл дверь. Долгие проводы — лишние слезы.

Стальной ненавидел аэропорты. Он искренне не понимал, почему люди так романтизируют это, по сути, очень суматошное и грустное место. Нет, конечно, на свете есть счастливчики, которые ездят в отпуска и даже радуются жизни. Но аэропорты строили не для них. А для тех, кто всегда спешит. У кого ставки всегда высоки. Для бизнесменов, политиков, людей из конторы Стального. Они всегда напряжённо ждут рейса и в их глазах читается только одно: бесконечная усталость от той жизни, которую они сами когда-то и выбрали. Хотя насчет свободного выбора Стальной бы поспорил. Потому что именно в аэропортах на него всегда нападало философское настроение. Наверное, потому что человеку вообще свойственно умничать в тот момент, когда его зад собирается повиснуть в воздухе на запредельной высоте и в Небесной Канцелярии никак не гарантируют, что посадка будет мягкой. Если вообще будет.

Стальной прошел через отдельный маленький терминал, предназначенный для лётчиков, депутатов, военных и коллег Стального. В небольшом зале ожидания уже сидела Рухама, закинув ногу на ногу и слегка покачивая длинной ногой идеальной формы в светлых чулках и замшевых белых туфлях на "шпильках". Рядом с Рухамой сидела главная исполнительница, звезда операции Наташа. Она скорчилась в глубоком низком кресле, тяжело опираясь на подлокотник.

9 глава. Месть обиженной женщины

Рухама встала и, чеканя шаг, направилась к Стальному. Два пилота, которые в этот момент проходили через зал в окружении прехорошеньких щебечущих стюардесс, остановились, решительно отодвинули в сторону молоденьких красавиц, и заворожённо уставились на Рухаму, затянутую в классический черно-белый строгий костюм от "Шанель". Белая юбка-карандаш плотно облегала крутые бедра. Черный приталенный жакет с огромными белыми пуговицами — фирменный знак "Шанель" — идеально обнимал высокую грудь, подчеркивая осиную талию. На губах Рухамы сияла классическая красная помада. Волосы были забраны в "ракушку". Тщательно выложенная феном косая челка закрывала один глаз.

Рухама, не обращая ни малейшего внимания на застывших в шоке мужчин, подошла к Стальному и, злобно прищурившись, прошипела:

— Ты думаешь, я не поняла, что ты сделал, Стальной? Уволок свою игрушку и думаешь, что всё тип-топ?

— Не понимаю, о чем ты, милая, — улыбнулся Стальной. — Но могу сказать одно: сегодня ты выглядишь еще сногсшибательнее, чем обычно. Хотя превзойти тебя трудно даже тебе.

Рухама презрительно поморщилась и выдохнула:

— О, боже мой! У меня сейчас случился множественный оргазм от такого тонкого комплимента! Можно я закурю? Иначе мне не успокоиться после такого шикарного перепихона! Ааааах! — протяжно застонала она на весь зал.

Два пилота, покраснев, как вареные раки, бросились врассыпную, прикрывая бедра черными лётными чемоданчиками. Остальные мужчины в зале подняли головы от телефонов и уставились на Рухаму,