Девочка (не) Джеймса Бонда

— Хам! — возмутился Одуванчик. — Это же тончайший грим! Поэтому на твою жлобскую морду и не ложится. А если ложится, то потом жжется. Природу не обманешь!

— Давай помогу раздеться, — Стальной начал расстегивать на Электронике рубашку и брюки.

— Ух, мальчики, ну вы и жжёте! — выдохнул Одуванчик. — Можно я между вами полежу, когда вы раздеваетесь? Ух, жара!

— Ты у меня сейчас ляжешь навсегда, — пригрозил ему Ёптафер.

— Да ты всё обещаешь, милая, когда я давно уже готовая, — пропел Одуванчик, снимая последнюю накладку с лица Электроника. — Всё! Сейчас освежающую и заживляющую масочку сделаю, чтобы морда от красноты отошла.

Стальной быстро оделся и собрался уже выйти из фургона.

— Куда? — вдруг басом рявкнул Одуванчик, лопаточкой накладывая цветную глину на покрасневшее лицо Электроника. — А волосы? А одеколон? — он схватил щетку для волос и причесал Стального.

— Забыл про одеколон, — смущенно пробормотал Стальной. — Ты прав.

— И чему вас только учат в этой вашей конторе? — Одуванчик вытащил из серебристого чемоданчика одеколон и опрыскал Стального. — Все Штирлицы валятся на мелочах! Вот одеколон и есть такая мелочь, — он оглядел Стального, поправил на нем пиджак и удовлетворено кивнул: — Иди уже. Пока я за тебя замуж не вышел!

Стальной выпрыгнул из фургона, добежал до бетонного забора, вскарабкался на него и спрыгнул в сад. Вот теперь можно выдохнуть. Всё! Он быстрым шагом направился к дому.

17 глава. Высшее проявление любви

Аня

В Москву я прилетела одна. Рухама проводила меня в аэропорт, но сама осталась в Италии. Ей необходимо было закончить дела.

— С тобой свяжутся в Москве, девочка, — прошептала она, крепко обняв меня напоследок. — Не волнуйся. Просто отдыхай.

— А Стальной не летит? — поинтересовалась я.

— Летит, но другим рейсом. Всё сложно пока. Ну, долгие проводы — лишние слезы. Не прощаюсь, — Рухама шутливо хлопнула меня по попе и быстро пошла к выходу.

— Милая моя, я так волновалась! — бабушка крепко обняла меня и всхлипнула. — Что ж ты не предупредила? Я бы тесто на пирожки поставила бы. Твои любимые, с капустой. Здесь были люди из…

— Я знаю откуда они, бабушка. Давай не будем об этом, — я прижалась лицом к морщинистой, тёплой, родной щеке и мне стало так хорошо, как в детстве.

— Ладно, об этом не будем, — согласилась бабушка. — Я о другом. Как твой этот Железный Феликс?

— Он не мой, ба. И вообще ничей.

Я оглядела нашу маленькую квартирку. Несколько дней назад я уезжала отсюда, полная надежд на счастье. На байке, за спиной любимого мужчины. И на ветру громко хлопали мои крылья. А теперь ничего этого нет. И мужчины нет. И надежды нет. После полета начались будни.

— Чаю? — спросила бабушка.

Я молча кивнула и пошла в свою комнату. Меня встретили учебники, разложенные на столе. Мой маленький мир, который вдруг оказался таким кукольным и ненастоящим. Мои проблемы, обычные для каждой студентки: экзамены, курсовые, зачёты. Черт! Завтра же зачёт. А я совсем забыла. Еще тема скользкая: права человека в международных отношениях. Ага. Видели мы уже и права человека, и международные отношения. Своими глазами видели. Кто вообще пишет эти учебники? Люди, полностью оторванные от темы? Достало их вранье. Но врать на зачёте придется. Повторять эту ерунду, что там написана. Я открыла учебник. Меня душили слезы. Нет, я не буду плакать. Буду продолжать жить, как раньше. До того, как познакомилась со Стальным.

Бабушка вошла в комнату с подносом и поставила его прямо на учебник. Достала из кармана домашнего платья платок и вытерла мне слезы.

— А ну-ка рассказывай! — потребовала она.

— Ба, я не могу.

— Понимаю, что всё рассказать нельзя. Да и меня не интересуют интриги и секреты. Хочу знать, что здесь, — она прикоснулась к моей груди. — Ты мне про твою железяку рассказывай. Это единственное, что меня волнует.

Я горько расплакалась, спрятавшись у нее на груди. А бабушка заплакала вместе со мной.

— А знаешь, что? — я отстранилась от нее, хлюпая носом, — не буду больше никого любить. Вот Сашка за мной бегает, добивается меня, весь мозг проел. С ним и буду. И не важно, что мне на него начхать. Важно, что ему не всё равно.

— Мудро! — сказала бабушка. — Вопрос в том: выдержишь ли ты так?

— Выдержу! — твёрдо сказала я и легла в свою постель. — Ба, спать хочу, просто умираю! Я подремлю немного, а потом поговорим, ладно?

— Спи, моя девочка, — бабушка укрыла меня пушистым пледом и поцеловала в лоб. — А я пока пирожки с капусточкой испеку. Вот проснёшься ты и горяченькие поешь. А потом и полегчает. Пирожки — это лучшее лекарство.

Я проснулась в темноте и спросонья не поняла, который час. По квартире витал упоительный запах пирожков. И только сейчас я поняла, как проголодалась. Рот наполнился слюной. Я вскочила с постели и побежала на кухню.

— Как ты вовремя, — улыбнулась бабушка, доставая из духовки полный противень румяных пирожков. — Целый день проспала, бедная моя. Умаялась? Я сейчас чайку горяченького налью. Ты ешь пока.

Я схватила горячий пирожок и жадно откусила. И в этот момент раздался звонок в дверь.