Он завернул меня в мягкое полотенце и впервые за весь вечер посмотрел таким откровенно мужским взглядом, что у меня забилось сердце. Так бы и стояла, покорно подчиняясь его рукам. Они были такие ловкие и очень мущинские. Совсем не такие, как у Сашки. Он иногда якобы случайно прикасался ко мне на лекциях в универе, потому что мы всегда сидели рядом. У Саши были крепкие пальцы спортсмена, но в них было что-то чужое и неприятное. Быстрые вороватые прикосновения. Цапнул, хапнул, извинился и бежать. И они у него дрожали то ли от волнения, то ли от возбуждения. Это даже не руки были, а лапки. Как у енота. А у его дяди руки были уверенные, спокойные, сильные, но очень ласковые. Такие могут наказать. И очень больно наказать. Но он изо всех сил старался прикасаться нежно, несмотря на то, что явно злился на меня. И от этого контраста злости и нежных прикосновений у меня внизу живота сладко заныло. Так захотелось поймать эту руку, прижаться к ней щекой. Поцеловать в ладонь и вдохнуть запах сильного мужчины. Я вдруг поймала себя на том, что мои губы сами раскрылись, а ноздри затрепетали. Наверное, он тоже что-то почувствовал. Потому что кашлянул, нарушая вязкое, пахнущее взбесившимися гормонами молчание, и шагнул ко мне.
Стальной
Молчание затянулось. Стальной мысленно дал себе по морде и шагнул к ней. Поднял на руки и посадил на мраморную стойку, обрамлявшую рукомойник. Взял из ванны одежду девушки и бросил в сушильную машину.
Аня спокойно сидела на мраморной стойке. Стальной вдруг представил себе, как ее колени раздвигаются, а ноги обхватывают его поясницу. Вот же черт! Нужно было Рухаму не отсылать. Что-то его несёт не туда. Жидкостный токсикоз, что ли? Нет, это просто память. Сегодня день рождения Янки. Поэтому Стальной с утра чувствовал себя препогано. Десять лет, как ему некого было поздравлять. Десять! Но памяти этого было недостаточно. Стальной хотел забыть, а память не давала. Каждый год в этот день он просыпался от того, что во сне занимался с Янкой любовью. Как пацан, который мечется по мокрым от гормонального пота простыням, Стальной вскакивал и несся в душ. Ему приходилось по полчаса стоять под ледяной водой, чтобы успокоить тело, которое не хотело забывать. И именно сегодня эта девчонка свалилась ему на голову. И даже имя ее было намеком и весточкой. Если перевернуть имя Аня, то получился Яна. Не трави душу, Стальной! Это просто совпадение. Он бережно поднял девушку на руки и понес на кухню. Усадил на диван в форме полумесяца возле круглого стола. Открыл холодильник и вдумчиво изучил его содержимое. Вернее, пустые полки, на которых сиротливо жались друг к другу небольшие, случайно оказавшиеся здесь, свертки. Стальной просто не помнил, когда последний раз ел дома.
— Я не голодна, — подала голос она.
— Я не спрашивал, — сухо ответил он. — Мокрым девушкам слово не давали.
— Я сама себе разрешила, — вдруг заявила она и уселась по-турецки, облокотившись локтями о стол.
— Слушай, а ты нахальная! — Стальной достал с полки сыр, шампиньоны, сливочное масло и хлеб. — Сидишь у меня в доме, и ещё и споришь.
— Это не нахальство, — парировала она. — Это решительность. Просто настаиваю на своем. Тем более, что вы меня сами пригласили.
— Решительная, — он улыбнулся и достал из шкафчика сковородку. — Прямо Анка-пулемётчица, а?
Анка не ответила и посмотрела на него долгим взглядом. Стальной поставил сковородку на огонь. Лицо у девочки необычное, конечно. За такие лица взгляд всегда цепляется. Вроде славянское, но при этом есть в нем какой-то средиземноморский намек. Что в сочетании с натуральными блондинистыми волосами выглядит очень эффектно.
Горячее масло зашипело на сковороде. Стальной бросил туда шампиньоны, подержал немного и добавил крупные кубики сыра. Включил чайник, бросил в чашку пакетик чая с бергамотом, налил кипящей воды и положил пять полных ложек сахара.
— Пей, пулемётчица, — он поставил чашку перед Аней. — Фронтовые сто грамм.
Она отхлебнула и поморщилась:
— Невозможно пить такое сладкое. Зачем столько сахара положили? Это такая мстя? Вызвать у меня диабет, да?
— Затем, умная ты наша, что сахар впитывает токсины. Если хочешь вывести из организма яд, ешь сладкое. Липа не спопнется. А если спопнется, то я помогу разлепить обратно.
Анка расхохоталась, едва не поперхнувшись чаем.
— Но-но! Ты мне здесь только не помри, а то мне и так некогда, — Стальной пару раз от души хлопнул ее по спине.
— Не знала, — выдохнула она, отсмеявшись, — что сахар — такое мощное противоядие. Но липа не споплась, нет, — она снова прыснула от смеха.
— Кто бы сомневался, — пробурчал Стальной. — У вас у всех сейчас по пять классов "Инстаграма" вместо нормального образования. — А теперь ешь, — он снял сковородку с огня и поставил перед ней.
Себе налил кофе и сел напротив.
— Я тоже хочу кофе, вообще чай не люблю, — капризно протянула Анка.
— Не дам, — отрезал Стальной. — Развезет тебя от кофе. Апельсиновый сок пей, — он поставил перед ней пакет.