Девочка Прасковья

вообще не захлебнулся! Вода — смерть для электроники! Я потряс его, продул все

детали и отверстия, собрал-разобрал раза три. Пашка предложила: — Скажи «Господи,

благослови!» — и перекрестила меня.

Я усмехнулся, но сделал

так, как она хотела. Прежде, чем снова нажать заветную кнопку вызова, я

прокашлялся и громко сказал «Ну, благослови, Господи!»

И, о чудо! Трубка ожила!

Мама ответила почти сразу же, похоже, более всего ждала этого звонка.

— Ма, это я! — крикнул я

радостно.

— Жорка, сынок, это ты?!

Ну, слава Богу! Ты жив!

— Да куда же я денусь!

— Как ты там… Жорочка,

здоровье как? — глотая слезы счастья, говорила мама.

Ее голос тронул меня за

душу и я поперхнулся:

— Да все… нормально,

мам… вы там не беспокойтесь!

— А девочка? Как

девочка? Ты спас ее?

— А как же! Стоило ли

тогда купаться! — с гордостью ответил я и покосился на Пашку.

Она стояла в отдалении,

чтоб не мешать, но, уверен, ловила ухом каждое мое слово. Здесь, на горе, связь

была отличная, и я говорил с домом так, точно сидел в своей комнате.

— Она здесь, рядом! Мы в

полном порядке! А вы как? — снова крикнул я в трубку.

— Да мы-то что, Жора…

Слушай, вы там ждите, скоро за вами прилетит вертолет и вездеход приедет! Наша

тетя Клава и девочкина тетя остались на станции и организуют поиски. Ты же

знаешь, сынок, тетя Клава всех на ноги поставит, если что…

— Это да! — усмехнулся

я.

— Скажи, сынок, где…

где вы находитесь? Хоть примерно!

— Ну, мы… — я

осмотрелся. — Мы у реки сейчас, на горе сидим. Это несколько миль вниз по

течению, если считать от переправы… Ма, скажи им, что мы будем жечь костер и

дымить, сразу заметят… А дров тут навалом! — и тут я вдруг с каким-то ледяным

холодком, резанувшим по сердцу, почувствовал, что меня, похоже, уже не слышат!

Я быстро взглянул на

трубку. Так и есть! Мобильник разрядился!

— Ах же ты, дрянная

электроника! — простонал я и со злостью зашвырнул ставшую вмиг ненужной трубку в

глубь пещеры.

— Жор, ты что?! —

подбежала удивленная девчонка.

— Эта мобила вздумала

разрядиться в тот самый момент, когда я сообщал миру наши координаты! Вот

зараза! — и я, сев на валун, с силой стукнул кулаком по теплому граниту. — В

такой момент! А?

Пашка ничего не сказала,

прошла в пещеру, отыскала там трубку и вышла обратно. Она нажимала на кнопки, точно не верила моим словам и надеялась на чудо, что сможет вдруг оживить

умершее пластиковое тело…

— Выбрось его в реку!

Предатель! Не мог еще десять секунд потерпеть… — сокрушался я.

— Жор, да ты не

переживай, нас и так отыщут! Погода хорошая. Вертолет сможет теперь

прилететь…

— Может и отыщут… Но

не так скоро… А я с голоду помираю! Время-то, поди, уже давно за полдень

перевалило! Ну, ладно, ты права, Пятница, нечего охать. Давай лучше хворост

собирать. Разведем костер высотой до неба, и по дыму нас хоть кто заметит!

Девчонка мобилу

выкидывать не стала, а положила трубку себе в карман, а следом засунула

зеркальце и платочек. Я тоже быстро забросил свой жалкий скарб в карман бриджей

и застегнул на нем молнию. Принялись за дело. Вскоре натаскали к вершине

здоровенную кучу сушняка, собранного в укромных местах и расщелинах, и влажных

еловых лапок (для дыма). Я почиркал зажигалкой, и огонек весело затрещал на

сучьях. Через пару минут над горой закурился сначала робкий, а потом все более

густой сизо-белый дым, наполненный горьковатым ароматом хвои. Я осмотрелся.

Нигде ни души, ни точки в небе. Только одни крупные сочные облака, довольно

быстро проносящиеся над нами. Спасатели, до сих пор, похоже, ничего не

предпринимавшие из-за бури и тумана, может, только еще сейчас начинали выводить

свою технику на дело. А ведь от парома до станции километров шестьдесят по

раскисшей теперь дороге, да и мы отплыли по реке километров на -дцать… Да и

буря тут, видать, поработала на славу, и дороги все, поди, завалило сломанными

и вырванными с корнем деревьями. Одна надежда на вертолет. А вот есть ли он на

станции-то? Скорее всего, будут вызывать вертушку из другого города. А ведь это

еще миль сто двадцать… Короче, прикинул я, найдут нас, по-любому, еще не так

скоро, как хотелось бы. В лучшем случае — к вечеру. А голод проник уже во все

печенки!

Тогда я решительно

сказал:

— Вот что, Пятница, ты

тут посторожи, а я пойду схожу вниз, к болотам, за ягодами. Их там, поди, немерено! Или, может, и грибки попадутся, орешки… Надо же нам пообедать-то, в

конце концов! А ты кидай в огонь побольше лапок, они дымят сильнее.

Пашка, однако, вовсе не

обрадовалась моему предложению. Она опасливо огляделась и тихо сказала: — А если сюда… медведь

забредет…

— Ха! Какой еще медведь!

— усмехнулся я. — Тут одни ящерки да белочки обитают! Ну, в худшем случае

сасквач[2]

забредет на огонек. Но он ведь свой чувак, не животное, плохого не сделает…

— А все-таки… Тут ведь

и волки, и рыси водятся.

— Да на дым и огонь

зверь не пойдет! А ты что же, одна боишься, что ли?

— Да нет… — как-то

смущенно отозвалась девчонка и, покраснев, отошла в сторонку. — Иди, только

недолго. Вдруг за нами скоро прилетят!

— Ну, вертолет-то я

задолго услышу и успею вернуться! Я далеко не пойду. По этим болотам особо-то