Благо еще, что внутри башни было прохладно и совсем не жужжали мошки и слепни. Лесенка оказалась деревянная, весьма крутая и жутко скрипучая. Хоть мне и шел четырнадцатый год, но из-за моей любви к вкусненькому и регулярных занятий реслингом, плаванием и прыжками в воду, я был несколько полноват и выглядел немного старше своего возраста, так что даже одиннадцатиклассники не решались наезжать на меня, думая, что я их ровесник и вполне смогу дать сдачи! Поэтому ветхие ступеньки башни пели подо мной весьма печальную песню, точно мартовские коты. Было довольно тесновато и, когда мне навстречу попадался очередной спускающийся турист, приходилось здорово прижиматься к заплесневелой стене, и все равно мы невольно чиркали друг друга животами. Пожалуй, только с малышней было полегче разминуться. И вот когда я уже преодолевал последний завиток лестницы, внезапно появилась Пашка, как всегда беззаботная, надменная, остроглазая, в своем дурацком наряде. Она надвигалась прямо на меня. И тут я решил, что вот он, момент, когда надо было бы поставить эту зарвавшуюся девчонку на место. И тогда я, когда мы поравнялись, взял да и не уступил ей дороги. Она взглянула на меня своим пронзительно-злобным взглядом, удивившись моему поступку. О, это были глаза пантеры! Даже в полумраке, царившем в башне, я ощутил, как сильна была ее ненависть ко мне! Даже показалось, что глаза ее сверкнули во тьме голубым огнем-молнией! Отчего закололо где-то под лопатками.
— Разреши, я пройду! — тихо, но в то же время строго и уверенно произнесла девчонка и двинулась ко мне.
Но я остался стоять на месте и только тупо улыбнулся. Однако это не помешало этой кикиморе продолжить движение. Она уперлась в меня и с силой наступила на ногу, прямо на большой палец.
— Bay! — вырвалось у меня, и я невольно отпрянул к стенке.
— Извини, я нечаянно! — пискнула девчонка и от неожиданности тоже дернулась в сторону и оступилась, при этом очень крепко и резко саданув меня своим острым локотком прямо под дых! Это был подлый и коварный удар, и он застал меня врасплох. От боли у меня аж перехватило дыхание и я согнулся, прижимаясь к стенке.
— М-м-м! — простонал я и заскрежетал от злости зубами. — Корова! Смотреть надо!
— Прости, пожалуйста, я же не хотела! — проверещала девчонка и как ни в чем не бывало побежала вниз, при этом, как мне тогда показалось, злорадно усмехаясь! Не знаю. Как только тогда удержался, чтобы не спустить эту наглую пигалицу с лестницы! Еще никогда и никому, даже старшим пацанам, я не давал возможности уйти безнаказанно. А тут, представьте, спасовал почему-то... Остался униженным, оскорбленным и побежденным. Эта кикимора сделала меня, как последнего лоха! Конечно же вы, друзья мои, скажете, что мне нельзя было ответить, что связываться с девчонками — самое последнее дело! И верно, именно так я тогда и подумал, поэтому и позволил Пашке уйти спокойно и безнаказанно. Однако, потерпев поражение, я вовсе не сдался, а невзлюбил эту зазнайку еще сильнее и оставшиеся дни путешествия только и занимался тем, что подыскивал варианты возможной мести. Рассчитаться с девчонкой за все сразу я считал делом своей чести, так как думал, что она специально ударила меня тогда на лестнице в отместку за то, что я наехал на нее, перекрыв дорогу. И вот в самый последний день, когда уже казалось, что мне теперь уж вряд ли удастся отомстить, такой случай вдруг совсем неожиданно представился. Итак, разглядывая пассажиров парома, я заметил Пашку. Она сидела неподалеку от бака с водой, на длинном мотке брезента и, как обычно, увлеченно дочитывала свою черную книжку, которая лежала у нее на коленях.