Девочка Прасковья

Держалась всегда гордо, независимо, глядела на всех смело, прямо в глаза, и взгляд у нее был какой-то пронизывающий, обжигающий... Очень редко я видел ее улыбающейся или же праздно проводящей время. На привалах она извлекала из своей заплечной сумки-котомки какую-то большую черную кожаную книгу и с таким увлечением ее читала, что, наверно, порой даже забывала, где находится, и все, что вокруг творилось, ее мало волновало, из-за чего девчонка частенько опаздывала, а мы все стояли, как дураки, дожидаясь, когда эта «милая барышня» (так ее звала наш гид) соизволит пошевелиться. И еще она корчила из себя этакую святошу: я часто видел, как девчонка крестится, молится, кладет многочисленные поклоны на восток, а то и вообще бухается на колени и шепотом просит о чем-то невидимого Бога. Так в монастыре, например, она буквально обшарила все уголки и закоулки, всюду совала свой нос и так увлеклась поиском каких-то там мощей, что нашей группе пришлось ждать ее целых полчаса, пока ее не вывела к нам старая монашка. И этой гордячке было совершенно наплевать на всех нас! «Извините! Простите!» — пискнет и идет в строй как ни в чем не бывало. Мне не раз хотелось надавать ей по шее, подкараулив где-нибудь в темном уголке, но я совсем не желал связываться с этой козявкой. Благо еще, что моя тогдашняя хандра на многое закрывала глаза. Высокая, тоже худая и русоволосая женщина, с которой девчонка путешествовала в паре, была очень на нее похожа, хотя не являлась ее мамкой, так как та звала ее тетей Зоей или просто тетушкой. Вы спросите, как же звали саму эту зазнайку? И тут я вам скажу, что и имечко она носила тоже прикольное. Тетка ее называла по-мальчишечьи, Пашкой! Как вам это понравится, а? Хоть и не нравилась мне эта девчонка со всеми ее странностями, все же терпеть ее еще можно было бы, но вот однажды мы столкнулись с ней один на один и после этого случая стали, похоже, лютыми врагами. По крайней мере, с моей стороны это было именно так. А произошло вот что. Наша группа на десятый день странствий прибыла в старый лесной монастырь, сооруженный исключительно из одних бревен. Меня в этом заведении мало что интересовало, поэтому, пройдясь по широкому пыльному двору, я никуда заходить не стал и выбрался под прохладную тень огромной охранной стены с башнями. Многие туристы полезли на этот самый бастион, чтобы с его высоты оглядеть окрестности, а я, засунув руки в карманы широких бриджей, прогуливался внизу, слушая плейер и пиная валявшиеся повсюду сухие сосновые и еловые шишки. Поглядывая на суетившихся туристов, я подсмеивался над ними, не понимая, чего хорошего они нашли в этой дряхлой старине, где живут всего-то какие-то три бабки-отшельницы. Да и что значат все эти башенки да часовенки по сравнению с величественными сооружениями Гизы! Вот взобраться на вершину пирамиды Хеопса — это да! Там хоть голыми руками снимай с неба звезды! И видно, наверно, почти весь Египет! А тут что? Лезут, корячась, по узкой винтовой лесенке внутри глухой мрачной башни, чтобы хоть на немного подняться над вершинами сосен. Да и что там увидишь? Кругом лес да болота куда ни глянь... И никаких чудес древних цивилизаций, никаких сокровищ природы. Ан, нет, всем хочется покорить эту стену! Даже вон, тетя Клава взобралась и машет мне руками и что-то кричит. Тогда я опустил наушники и услышал: «Жорка, иди сюда! Ты только посмотри, как тут здорово! Какой вид!»

— Да ну, теть Клав, неохота! — попытался я отмахнуться.

— Да ты не ленись! Не пожалеешь! Такой красоты больше нигде не увидишь! Точно тебе говорю! Там вон озеро и лебеди на нем, представляешь! И горы очень хорошо видно! Я в бинокль глядела, так вообще потрясно! Давай залезай!

Эх, делать было нечего: я еще ни разу не огорчал тетю Клаву! И чего они только там нашли хорошего?! Я поворчал, потоптался и, глубоко вздохнув, пошел к башне, ведущей наверх. С большой неохотой, недовольно кряхтя, точно старый дед, начал я свое восхождение в то время, как другие туристы уже возвращались обратно.