Девочка, рисующая смерть

— Следуя этой логике, мне надо было запить, чтобы Виталик Сомов чуть ли силой уволок меня в Рощино, а я отказался возвращаться в тот день на машине. Решил прокатиться на электричке. — Он обнял ее за талию, она доверчиво прижалась к нему, локон ее волос коснулся его щеки.

— А на следующий день моя подруга направилась в Пулково, встречать Семена, — загадочно улыбалась Надежда. — И перед этим в детском доме, где мы с Машей работаем, случилось ЧП. И я поехала вместе с Машей, ради того чтобы развеяться. К тому же… — Она чуть помедлила. — Я себя последними словами кляла, что не взяла номер твоего телефона!

Они рассмеялись. Близилась ночь, весеннее небо было светло-серым, с бледно-пурпурной полоской заката на горизонте. По проспекту с тихим шуршанием пролетали автомобили. В призрачном желтом свете одинокого окна виднелись очертания двух человек. Они тесно прижимались друг к другу, как разлученные много лет назад близнецы, боящиеся потеряться вновь в этом огромном мире, как гигантское облако, окутавшее гроздья высотных домов, стоящих на окраине огромного мегаполиса…

4

Ангелина проснулась среди ночи. Еще минуту назад девочке снился сон. Волшебный и удивительный. Она бежала по изумрудной траве, в голубом небе заливисто щебетали птицы, впереди изогнулся серебристый зигзаг реки, солнечные блики отражались от водной глади. Большой майский жук пролетел у девочки над головой с сердитым жужжанием и скрылся в зарослях отцветающей сирени.

Ангелина точно знала, где находится место, увиденное в этом чудесном сне. Деревня Вырица. А река называется Оредеж, на ее берегу стояла могучая плотина, и, когда перекрывали шлюзы, уровень воды в реке заметно понижался, обнажался желтый, в склизких переплетениях пахнущих чем-то кислым водорослей, берег, на мелководье в изобилии плескалась рыба, ее можно было трогать руками, и потом на ладонях серебрилась клейкая чешуя.

В деревне Вырица прошло ее детство, девочка помнила дом из дубового сруба, лицевой стороной выходящий на проселочную дорогу, а задняя калитка вела в густой лес. Ангелина знала тайные тропы в этом лесу, деревья вздымались так высоко, что листва закрывала небо, между верхушек виднелись осколки тающей синевы. Однажды девочка ушла очень далеко, — она не боялась заблудиться, — древний инстинкт бесстрашия, дарованный каждому человеку с рождения, выводил ее к дому лучше опытного следопыта. Она шла по едва уловимой в чаще тропе, безо всякой цели, осознавая свою первородную причастность к этому лесу, к деревьям, к журчащему промеж мшистых камней ручейку. Ей преградила путь большая серая собака. Собака стояла почему-то боком, искоса глядя на маленькую девочку. Ангелина находилась в том счастливом периоде жизни, когда страх перед неизведанным не превратился в болезненное, невротическое состояние ежечасной муки, которую взрослые люди называют жизнью. Она, попросту говоря, не знала, что волк в лесу может быть опасен. Она протянула руку, собака не шелохнулась. Что-то отвлекло внимание ребенка, а когда она обернулась, собака исчезла. Только высокие стебли репейника медленно колыхались. Почему-то эта картинка врезалась в ее память как одно из ярчайших воспоминаний детства. Когда ей становилось страшно и грустно, она вспоминала волка, вставшего на ее пути, как доброго проводника в жестокий мир взрослых. Она обращалась к нему, разговаривала с ним, и образ лесного хищника, такого сильного и благородного, возникал перед мысленным взором, и ей становилось легче.

Ангелина открыла глаза и лежала тихо, боясь пошевелиться. Сон ускользнул. Ночь наполнилась звуками. Они были загадочными и немного страшными. Тихое дыхание девочек в комнате, шум деревьев за окном, шелест шин проезжающих автомобилей. И еще что-то, чужое, зловещее, необъяснимое. Лунный свет втек в окна, он был свинцово-серым, предметы в его лучах утратили свою привычную сущность. Высокий шкаф с книгами преобразился, став похожим на огромного старика, подпирающего потолок своими костлявыми плечами, стоящая на подоконнике ваза с кактусом, за которым Ангелина ухаживала, обратилась в чье-то уродливое лицо, покрытое струпьями и бородавками. Изменчивая игра света и теней нарисовала в фантазии девятилетней девочки новый образ. Это был человек. Высокий, с вытянутым, бледным лицом и глубокими, как ночь, страшными черными глазами. Эти глаза неотступно следили за ней. Самое ужасное заключалось в том, что, в отличие от шкафа и кактуса, человек был самым что ни на есть настоящим!

— Вы кто… — тихо прошептала Ангелина.