Девочка, рисующая смерть

— Я знаю отличный способ заработать невроз. Это прятать от самого себя неприятные воспоминания. Словно закидать грязное белье тряпками.

Заплакал младенец, мама заглянула в коляску, не меняя злобного выражения лица. Надежда зажмурилась.

…Лунный серп медленно умирал, поглощаемый безупречно круглым и черным диском. Ее кожа приобрела необыкновенную чувствительность, каждая клеточка звенела, как музыкальная нота. Его рук и губ, скользящих по ее груди и бедрам, стало как-то очень много, словно она занималась сексом с индийским богом Шивой.

— Тс-с-с… — прошептал он, а ей почудилось, это шипит змея, ядовитая и опасная. — Не открывай глаза!

Надежда послушно сомкнула веки. Он завел ее руки к спинке кровати, запястья стянули узлы. Где-то на дне сознания, затуманенного наркотиком, шевельнулся страх.

— Зачем ты это делаешь?

— Тс-с-с…

Что-то поменялось вокруг. Возникли новые запахи, чужие, резкие. Она не открывала глаза, но каким-то шестым чувством узрела погибающую луну. Ее грудь сжали — грубо, словно желая причинить боль.

— Паша?! — воскликнула Надежда.

— Тс-с-с… — Уши обжег этот змеиный шепот.

Надежда потянула руку, запястье было привязано к спинке кровати. Она силилась открыть глаза, но веки словно припечатала невидимая сила. Ее бедра ощупали чьи-то руки, властно, по-хозяйски.

— Кто здесь?! — крикнула она.

Кто-то хохотнул. В ноздри ударил кислый запах пота и алкоголя. Скрипнула кровать, ее губ коснулось что-то горячее. Надежда дернулась всем телом. Лунный серп сузился до узкой полоски матово блестящего серебра. На нее навалился кто-то потный, дурно пахнущий, бедра раздвинулись.

«Надо открыть глаза!» — вопил чей-то голос внутри ее существа, высокий, нервный. Так иногда кричала мать, пытаясь наставить на путь истинный свою неправильную дочь.

Тс-с-с…

С каким-то мстительно-болезненным чувством она открыла сжатые губы и раскинула бедра. Луна исчезла. Воцарилась кромешная мгла. Сознание кипело, как бурлящая магма. Где-то очень далеко, в бездонных уголках вселенной, по лунной дорожке шла женщина Надя. Она шла вперед, не мигая, глядя на ослепительный лунный диск, и вела беседу с невидимым собеседником. Где-то очень далеко она заливалась счастливым смехом, а звездный хоровод окружал ее светящимся венцом.

Из небытия выплыло лицо матери. Суровое и осуждающее, с поджатыми тонкими губами.

— Ты этого хотела, Надежда?

— Нет… — прошептала она, сидящая на скамейке, с плотно зажмуренными глазами.

Нет. Было ведь еще что-то сокрытое в тени исчезнувшей луны. Что-то очень важное, о чем она почти забыла, спрятав глубинах подсознания.

Тсс… Шипение оглушило, превратилось в грохот камней, катящихся по горному склону. Узлы на ее запястьях ослабли, она смогла пошевелить рукой. Вначале вернулся слух. Мужские голоса. Ты должна открыть глаза, Надя! Она узнала Марию. Вопреки обыкновению, подруга говорила громко, приказным тоном. Открой глаза! Иначе черный диск, поглотивший луну, уничтожит то важное, что ценят в тебе люди! Веки поднимались необычайно тяжело, словно их слепили какой-то клейкой массой.

— Что ты надеешься там увидеть, дочь? Свой грех?

Луна не может погибнуть! Это было обычное затмение! Астрономическое явление, случающееся с регулярной периодичностью, которое наступает, когда Луна входит в конус тени от Земли. Так пишут в учебниках. Веки дрогнули, поднялись. Картинка была размытой и нечеткой, словно смотришь через грязное окно на улицу. Павел стоял полуобнаженный. Он о чем-то разговаривал с двумя парнями — высоким и худым и приземистым коротышкой. Коротышка дал ему пакетик с чем-то белым внутри.

— Баян-то есть? — усмехнулся он, достал из кармана одноразовый шприц в упаковке.

Долговязый обернулся к ней, голой, распятой на кровати.

— Если чё, звони! — Он снисходительно хлопнул Павла по плечу. — Хорошая телка, не ушатанная, как наркотки.

* * *

Она вновь зажмурилась. Лунный свет орошал комнату каким-то неестественным серым цветом. Таймер замелькал, как светящийся серп, поглощая недели, дни, часы, минуты. Она вновь увидела себя, сидящей на той же кровати. У нее болит низ живота, и такое страшное слово — аборт — бьет по оголенным нервам, как скальпель хирурга. Вокруг никого нет. Луна вошла в знак Скорпиона, ее жадное лицо прильнуло к черному окну. Надежда методично вскрывает блистеры с таблетками. В ладони набралась небольшая горсть. Затмение кончилось. Где-то далеко протяжно завыла собака. Близится рассвет.

Она протерла кулаками глаза, словно пробудившись после кошмарного сна. Молодая мама горько плакала, продолжая покачивать коляску. Солнце скрылось за блистающим золотом куполом Исаакиевского собора, тени удлинились, протянув черные руки к каменным стенам домов. Надежда достала из сумки рисунок. Один из множества нарисованных талантливой девочкой Ангелиной. Это, несомненно, была она.

«От феназепама еще никто не умирал, женщина!» — грубо сказал врач. Промывание желудка вызвало рвоту, от которой конвульсивно содрогались мышцы живота. Девочка допустила одну неточность, изобразив воспитательницу одетой. Или рисунок отображает версию из будущего времени?