Старуха подняла голову от больной и косым глазом взглянула на меня. И я без слов понял ее мысленный посыл.
Не может быть. Не вееерю…. Хитрый зверек еще всех переживет. И меня, и старуху, и Ярина, и в конце века спляшет на наших могилах.
Изогнув в неверии губы, я скептически хмыкнул, на что обратили внимание остальные в комнате. В особенности старухе не пришлась по вкусу моя усмешка, отчего она недовольно поджала дрожащие губы и положила свои пальцы на мокрый лоб девчонки. Ярин же грузно осел на пол, а спиной привалился к кровати, будто отгородился от картины увиденного и равнодушными глазами посмотрел на меня.
— Она жива! — заявил я, еще сильнее растягивая губы в улыбке. Не мог ничего с собой поделать. Это все какая-то хорошая шутка или хитрость предательницы.
Она просто не могла сдохнуть! Она не могла! Роза принадлежит мне, и никто не мог забрать ее без моего ведома! Это дьявольская шутка!
Бабка хмуро взглянула на меня, так словно я своим смехом осквернял святое — саму смерть. "Перерождение души". Когда мысленно произнес эти два слова, тогда накрыло медленное понимание. Оно пробралось под кожу, под сетку вен и брызнуло адреналином в кровь.
Сейчас и здесь ее душа уходила и перерождалось в новое тело. Роза убежала от меня в последний раз. И это так…вывернуло нервы, что возникло слепящее желание крушить. Рвать! Убивать! Калечить всё живое! Все дворцы сравнять с землей! Всё живое отправить вслед за девчонкой. На ее поимку.
— Я сказал, что она жива! — громче произнес, отказываясь признавать правду. А эхо по стенам подтвердило мои слова.
Старуха, не оборачиваясь, покачала седой головой и спокойно озвучила:
— Я сделала всё, что могла. Было уже слишком поздно. Ее душа не захотела здесь оставаться и покинула тело.
— Заткнись, дряхлая старуха! Ты называешь себя ведьмой?
Ухватил ее за горло, поднял с кровати и мощно сжал дряхлую шею.
— Это ты ее убила. Ты дала ей какую-то дрянь.
Мои руки не слушались веления разума. Действовали сами. Сжимались все сильнее на шее старухи. Доводили ее до хрипа и до животного ужаса.
— Это ты отобрала ее у меня! — прежде я не знал настолько сильного желания убивать, а сейчас вдоволь узнал.
Это моя Роза! Моя! Никто не смеет ее отбирать у меня! Ни жизнь, ни смерть. Ни дьявол, ни ангел. Ни проклятые красные пески, в которых хороним людей! Никто!
— Ниче…го…не изменишь мо…ей смммер…тью, — прохрипела сквозь удушье старуха, закатывая глаза к потолку и беззвучно захлебываясь.
— Хоть всех убей! — тихо подтвердил Ярин.
Именно спокойный голос брата скорее всего заставил меня немного протрезветь и отшвырнуть старуху в стену, после чего направиться к больной, чтобы удостовериться в отсутствии сердцебиения и дыхания.
Взял девчонку за волосы, приподняв ее туловище с кровати, но действительно не почувствовал на губах ее дыхание. Ее рот приоткрыт и мои губы были совсем близко рядом с ее. Друг напротив друга. Но дыхания на своих губах я не чувствовал. Получив доказательства отсутствия дыхания, мне вдруг стало важно увидеть ее потное от мук лицо, и заглянуть в красные от крови глаза, а затем вкрадчиво произнести несколько предупреждений.
— Ты слышишь, предательница? — прошептал интимно ей на ухо. Очень тихо, чтобы слышала только она. Придержал ее аккуратно за спину и приподнял немного, заставив посмотреть на меня повнимательнее. Но ее проклятые глаза были расфокусированы и застывши.
— Если ты решишь сбежать от меня "туда", то я убью оставшихся твоих близких! — пояснил очень миролюбивым тоном, которым сегодня общался с врагами, желая обезоружить их добротой. Продолжил говорить с предательницей уже другим тоном, похожим на тот, которым соблазнительницы шепчут мне на ухо во время интимных игр о своей безграничной любви и о том, как хотят доставить удовольствие. В какой позе и как страстно. Правда, в отличие о любовниц я клялся сейчас не о милых вещах. А о тех, которые, пожалуй, может обещать сумасшедший.
— Если ты решишь уйти, то я убью твоего мужа, и твою Клару, и твою новую знакомую Трин, которую ты осмелилась подсунуть мне на собственной свадьбе! — я остановился. Перестал рассказывать, поскольку смех душил. Сочился из каждой поры и вызывал дикий неконтролируемый хохот. Самого удивляла столь странная реакция организма на человеческую смерть.
— Я по-твоему тот, кому нужно помогать с женщинами!? — эта глупая фраза вырвалась прежде чем успел ее обдумать. Но чихать. Что хочу, то и говорю.
— Я отрублю твоим близким головы и подвешу в качестве трофея возле своего дворца. А потом…когда-нибудь я приду "туда", где находишься ты, и буду вечно там владеть твоей сбежавшей душой!
В бешенстве оттолкнул бездыханное тело, которое послушно свалилось на кровать. Потом положил две ладони на ее грудь и толкнул, вжав ее плоть в кровать. Потом еще и еще толкнул в грудь. Не знаю, с какой целью толкал.
— Давай, вставай! — велел ей. Но сколько бы не толкал, та не отзывалась и не реагировала.
Бесполезно. Как бы я не старался ее позвать, та не отзывалась.