Девочка шейха

Слово "ребенок" прокатилось вдоль стен и ударило в спину Артура, отчего он остановился, но как-то заторможенно развернулся и наконец-то возвратился ко мне. От облегчения затрясло и я радостно улыбнулась:

— Я была не права, прости. Сглупила. Этого больше не повторится.

— Если это ложь с целью меня разжалобить, как думаешь, что тебя ждет?

— Я не лгу, честно, хотела сегодня рассказать. Я люблю тебя. — мой голос предательски дрожал. Я так испугалась потерять Артура. Мне никто не нужен. Только его хочу, на всех плевать. Он — мой смысл в жизни.

— Я рад, — сухо поздравил. Но и этого достаточно. Он открыл клетку и я смогла с облегчением прижаться к Артуру, обнять руками за торс и прижаться головой к его груди. — Но…

От страшного слова «но» мое сердце вновь ударило в горло. Я замерла в ожидании приговора, осознавая, что повелитель не простил меня из-за новости о ребенке. Только смягчил наказание.

— С этого дня я больше не разрешаю тебе смотреть на меня, — не веря слуху, я раскрыла веки и медленно подняла взгляд на Артура, выискивая на лице любимого сожаление, жалость? Возможно это временный способ, чтобы наказать меня. Припугнуть равнодушием? Он ведь не серьезно? Пошутил? Я заторможенно отняла руки от могучего тела. Сделала несколько шагов назад, ведь теперь не дозволено прижиматься к господину или прикасаться. От страшного приговора мне подурнело. Горечь, тошнота подступила к горлу, рискуя выйти наружу. Язык не слушался, губы беспомощно приоткрывались — закрывались, не хватало решимости произнести молитв, слов оправданий или заверений в верности. Я затрясла головой, прогоняя его приказ, отказываясь верить услышанному.

— Нет. Не может быть.

Он молча развернулся и пошел на выход, а меня оставил корчиться в коридоре каземат.

Лучше бы избил плетьми до бессознательного состояния, лучше бы убил, размозжил мою голову об камень, но только не слышать этих слов.

— Не говори такие слова. Не говорииииии, — молила его, но он не слышал.

Союз

POV Лиля

К концу рассказа Тиль выглядела еще хуже, чем раньше. Бледное, почти прозрачное лицо казалось расслабленным и бесстрастным, таким будто жизнь внутри женского тела умерла. Осталась лишь пустая оболочка и пустые глаза.

— Откуда я знаю, что это не очередной твой план моего убийства? — сухо поинтересовалась у нее. Трудно поверить, что Тиль настолько одинока, что ей приходится делиться своей болью с заклятым врагом. — Например, как на свадьбе решила выкрасть из окна? Или как с лестницы столкнула и я чуть не сломала позвоночник? Или как в походе следила за мной?

— Если бы я захотела, то ты бы давно сдохла! — и с таким жаром это произнесено, что понятно — это самое ее большое в жизни желание. — Но Артур не простит. Из-за тебя я впала в не милость! Из-за тебя он прогневался на меня!

Единственное, что я сделала, придерживая покрывало под грудью, чтобы не остаться обнаженной, опустилась тоже на колени рядом с женщиной.

— Видишь, дорогая Тиль, как оно бывает в жизни? Ты думала, что самая умная? Хитрая? Изворотливая? Умнее Артура? Меня? Пыталась каждый раз очернить меня, ну и как план сработал? Добилась цели? Артур хоть одному твоему слову верит? Не надо не дооценивать врага, Тиль. Если я строю из себя покорную и молчу, это всего лишь значит, что я настороже и оцениваю способности соперницы. Ты трусливо сражаешься только с теми, над кем имеешь преимущество. Все твои козни вернулись тебе бумерангом! Уходи отсюда!

Я сказала все, что хотела, больше нам не о чем говорить. Начала подниматься, но Тиль будто восстала из пепла. Вцепилась в мое покрывало, едва не срывая его с моего тела.

— Отпусти! — приказала, но она не отпускала, только причитала, как заведенная. Несла чушь и явную околесицу, точно находилась в полном бреду.

— Умоляю тебя, сбеги из дворца. Измени Артуру, что угодно сделай, но оставь нас. Я помогу тебе, всё сделаю. Сундуки золота подарю. До конца жизни будешь жить в богатстве. Тебе хватит и твоим детям.

— Ничего я не хочу. Отпусти меня! — я пыталась вырвать покрывало из ее пальцев. — Успокойся, у тебя истерика. Ты так потеряешь молоко, глупая!

Но Тиль уже не слышала, а продолжила цепляться дрожащими пальцами в мои ноги и ползти ко мне, стесывая колени о пол. Совсем раскисла. Возможно послеродовая травма сказалась на психике? Ревность, обида? Теперь это не существо — это создание, искалеченное безответной любовью. Я бы ее пожалела, но в памяти живы моменты моих унижений и оскорблений. Увидев, что она не унимается, отпустила покрывало и позволила ему рухнуть на пол. А сама поспешила присесть и взять глупую за плечи.

— Очнись! — встряхнула ее со всей силы, постаравшись приободрить. — Очнись!

Ей бы хорошую пощечину, но я себе не враг. Потом еще казнят за то, что подняла на нее руку.

— Ты его любишь? Любишь? Скажи мне? — от этих неожиданных вопросов я перестала дергать Тиль за плечи и уставилась в ее мертвые, грустные глаза. Как она только в своем уме может подобное спрашивать? Как я могу полюбить его? Как он может меня полюбить? Мы столько раз пытались убить друг друга. Отказываюсь это принимать.