Девочка у моста

— Все закончилось в мгновение ока, — сказал Лейвюр. — Так же быстро, как и началось.

— Вероятно, для вас это явилось крайне неприятным опытом — вы ведь были так молоды.

— Мне… мне, честно говоря, потребовалось немало времени, чтобы восстановиться, — признался Лейвюр. — Вы абсолютно правы — мне пришлось пережить крайне неприятные моменты. Такая юная девочка — и такой ужасный конец. Случись это в наши дни, мне бы наверняка предложили психологическую поддержку. А тогда я по ночам глаз сомкнуть не мог — мучился, размышляя, что все, вероятно, могло быть иначе, не засидись я тогда в кафе «Мокка». Уйди я из него пораньше, возможно, я смог бы спасти девочку. Естественно, такие мысли преследуют человека, пережившего нечто подобное, верно ведь? Я, вообще-то, никогда и ни с кем это не обсуждал.

— Ну да, в наши дни вам назначили бы психолога, — кивнул Конрауд.

— Вот и я о том. Знаете, в те годы я посвящал себя поэзии, но после случившегося мне потребовалось долгое время — и немало усилий — чтобы вновь обрести вдохновение.

— На теле следов насилия обнаружено не было, верно? — спросил Конрауд, переводя разговор от мук творчества на более практические рельсы.

— Да нет. Я по крайней мере ничего такого не заметил. Как вы знаете, лето шло к концу, и на девочке было легкое платье и гольфы.

— А вы не обратили внимание на что-нибудь необычное, когда прогуливались там? Может, кто-то проезжал мимо или проходил?

— Нет. Ничего особенного там не происходило. Какая-то машина проезжала по Скотхусвегюр, да еще на Соулейяргата я заметил пешехода. Потом мне навстречу еще кто-то проходил — тот человек смотрел прямо перед собой, по сторонам не оглядывался. Вот в общем-то и все.

— А вы об этом полиции рассказывали? — поинтересовался Конрауд — в полицейских отчетах никакой информации о проходивших мимо людях не было.

— Думаю да. А вообще, я не уверен — не помню точно.

— Он прошел мимо вас на Скотхусвегюр? Тот человек, о котором вы упомянули.

— Да, он направлялся в восточную сторону. Я его толком и не разглядел — был погружен в свои мысли.

— А сколько ему могло быть лет, по-вашему?

— Даже не предполагаю — в лицо-то я ему не заглядывал. Он был в плаще и шляпе.

— Средних лет?

— Ну да, наверное. Я же был совсем молод… В те времена все люди среднего возраста или постарше казались мне одинаковыми — в плащах и шляпах.

— Ну да. А тот, которого вы заметили на Соулей-яргата?

— Там я вообще только силуэт различил. Ну пешеход, и пешеход.

— Понятно.

— Потом она еще захотела познакомиться со мной, — сказал Лейвюр.

— Кто?

— Ее мама. Мама Нанны, я имею в виду. Девочку ведь так звали? В полиции у меня спросили, не хочу ли я с ней встретиться. Вернее, даже не спросили, а чуть ли не потребовали, чтобы я с ней встретился. Но я ведь даже не знал, о чем мне с ней говорить.

— И как же вы поступили?

— Ну, я сходил к ней, — ответил Лейвюр. — На Скоулавёрдюхольт.

15

Он сообщил полицейским свой домашний адрес и номер телефона на случай, если им потребуется от него дополнительная информация. Двое его братьев уже жили отдельно, а он пока обитал в родительском доме. Его мать была домохозяйкой, а отец владел оптовой фирмой, которая приносила неплохой доход. Проживали они неподалеку от центра Рейкьявика, и он ходил в ту же школу, которую ранее посещали его братья. В полдень его отец приходил домой, где его ждал обед, а по вечерам к его приходу был накрыт ужин. После еды отец иногда проводил время за бриджем со своими приятелями, а мать, приготовив для гостей закуски, отправлялась на курсы кройки и шитья или в женский спортклуб. Оба супруга являлись активными участниками сообщества «Оддфеллоуз»[11]. Они и предположить не могли, что их младшему сыну — самому покладистому из троих детей, мечтателю и книголюбу — выпадет жуткая участь обнаружить в Тьёднине труп двенадцатилетней девочки.

Лейвюру позвонили из полиции уже на следующее утро: мать девочки выразила желание с ним встретиться, чтобы поблагодарить его за неравнодушие, ну и, конечно, из первых уст услышать об обстоятельствах, при которых он обнаружил ее дочь. Женщина жила в одном из бараков на Скоулавёрдюхольте, и, сообщив Лейвюру его номер, звонивший полицейский пояснил, что в том квартале осталось совсем мало жителей, — большинство перебрались в более респектабельные районы. Нет, полиция его туда сопровождать не будет — у нее и без того дел невпроворот.

Идти Лейвюру не особенно хотелось. В квартале бараков он ни разу не бывал, и знакомых у него там не водилось. Он по-прежнему не мог избавиться от пережитых днем ранее болезненных эмоций: перед его взором все еще стояла темная поверхность воды, а руки ощущали холод безжизненного тела. Он пытался забыть все как страшный сон, но сознавал, что так скоро ему это не удастся.