Девочка у моста

На лице женщины одновременно читались раздраженность и тревога за судьбу девушки. Возможно, в том, что жизнь последней шла наперекосяк, она винила саму себя. Вполне вероятно, политические баталии отнимали у нее столько времени, что ей было просто не до воспитания внучки, которая так и не заняла в ее сердце место безвременно ушедшей дочери.

— Вы полагаете, она выехала за границу? — спросил Конрауд.

— Вероятно, у нее был с собой паспорт, — кивнула женщина. — По крайней мере, в ее комнате мы его не нашли. Это как раз одна из тех вещей, которые, как нам хотелось бы, надо проверить, — если, конечно, у вас есть такая возможность. На наши запросы авиакомпании не отвечают.

— Думаю, вам лучше обратиться в полицию, — сказал Конрауд. — Я…

— Мы уже не знаем, куда обращаться. Внучка сама не понимает, что творит, — а теперь, видите, еще и контрабандой наркотиков занялась. А если арестуют, не дай бог? Это же прямая дорога в тюрьму, — вздохнула женщина. — О ее зависимости нам известно. Сначала был алкоголь, а сейчас и того хуже. Упустили мы девочку — она стала неуправляемой. Совершенно не управляемой.

— Она часто путешествует?

— Да нет, не особенно. Ездила куда-то на выходные со своим бойфрендом.

— Мы подумали, что у вас, возможно, получится с ним поговорить, — вмешался мужчина. — К нам он никогда не заходил, и мы даже ни разу его не видели, но предположили, что это, может, именно он ее и использует.

— Ваша внучка давно встречается с тем человеком?

— Нам о нем стало известно несколько месяцев назад, — ответила женщина.

— Так она до сих пор живет с вами? — задал следующий вопрос Конрауд.

— Теоретически да, — кивнула женщина, доставая фотографию девушки и протягивая ее Конрауду. — Мы сможем заплатить вам, если вы возьмете на себя труд помочь нам. Так ужасно сознавать, что внучка связалась с каким-то наркоманом, а мы не в состоянии хоть как-нибудь на нее повлиять. Разумеется, она сама себе хозяйка — ей уже двадцать лет, так что мы теперь для нее не авторитет, но все же…

— Даже если удастся ее обнаружить, ей ведь ничто не помешает исчезнуть вновь, — произнес Конрауд, разглядывая фотографию.

— Это понятно, но мы пытаемся… мы хотим знать, все ли с ней в порядке. И в наших ли силах хоть что-то сделать для нее.

Конрауд прекрасно понимал обуревающие этих людей чувства. В его бытность полицейским ему приходилось общаться с родителями, которые, оказавшись в подобной ситуации, прилагали все мыслимые усилия, чтобы исправить ее, но лишь беспомощно наблюдали за тем, как их ребенок погружается на самое дно алкогольной и наркотической зависимости. Это оказывалось тяжелейшим бременем для многих семей, которые в результате постоянных неудач, признавали себя побежденными. Но бывали и исключения — кое-кому все же удавалось вытащить свое чадо из дурной компании и наставить его на путь истинный.

— Значит, она вам сама подтвердила, что ввозила в страну наркотики? — поинтересовался Конрауд, сунув фотографию девушки себе в карман.

— Ей даже не пришлось этого делать, — ответил мужчина.

— Поэтому мы так и волнуемся, — вставила его жена. — Возможно, внучка попала в западню, из которой ей теперь не выбраться.

С отчаянием поглядев на Конрауда, она продолжила:

— Я застала ее в туалете — три дня тому назад. Она как раз вернулась из Дании и, видимо, пребывала в какой-то прострации, поскольку не заперлась на ключ. Я без всякой задней мысли открыла дверь и чуть в обморок не упала — она сидела на унитазе и… опорожнялась… выдавливала из себя полиэтиленовые кулечки, которые… были спрятаны у нее в промежности. Это было ужасное зрелище… просто ужасное.

— С тех пор мы ее больше не видели, — заключил ее муж.

4

Каждый раз проезжая по трассе Сайбройт, Конрауд невольно бросал взгляд туда, где на улице Скулагата когда-то находилась Скотобойня Сюдюрланда с ее черными железными воротами. Для Конрауда это уже стало безусловным рефлексом сродни нервному тику, избавиться от которого не было никакой возможности. Теперь вдоль всей улицы выстроились высоченные жилые дома, которые громоздились чуть ли не один сверху другого у склона холма Скоулавёрдюхольт и казались Конрауду просто безобразными. По его мнению, из-за новой застройки район Скюггакверфи — этот освященный временем уголок Рейкьявика — утратил все свое былое очарование. Здесь вырос и сам Конрауд — задолго до того как градостроители заполонили округу многоэтажками, и ему было больно наблюдать, какая незавидная участь постигла улицы его детства. Какими же надо быть недальновидными, чтобы превратить некогда прекрасное место в самый уродливый квартал города?