Девочка в бурном море

«Зубами буду грызть фашистскую гадюку» — как молния сверкнули строчки из письма.

Ух, нет! Это не Антошка, это ее мокрая коса хлестнула наискось по лицу негодяя, а потом Антошкин портфель забарабанил по плечам и спине фашиста.

Мальчишка с заколкой изогнулся, выхватил из кармана рогатку и уже занес ее над Антошкой, но кто-то заслонил девчонку, кто-то упал и увлек ее за собой. Ева взвизгнула.

Когда Антошка поднялась на ноги, мальчишка с заколкой, не разбирая луж, мчался по двору. Еву и малышей как ветром сдуло, и только Улаф стоял, обхватив рукой левое плечо и тяжело отдуваясь.

Взрослые уже спешили из подъездов, но Антошка предпочла поскорее укрыться дома.

На столе ее ждала мамина записка. Елизавета Карповна писала, что уехала в больницу и вернется только к утру, чтобы Антошка учила уроки, поужинала и никуда не смела выходить.

У Антошки остался нехороший осадок от всей этой истории. Смутное чувство недовольства собой не давало покоя. Наверно, не нужно было затевать эту постыдную драку. Что-то она сделала не так, нехорошо, но как можно оставаться равнодушной, как можно было молча выслушивать такое? «Тоже «геройство» проявила, не могла отстегать словами, так пустила в ход косу! — попрекала она себя, стоя под теплым душем и старательно отмывая волосы. — Вот, слепая курица, вообразила, что этот фашистский слизняк даже красив, и наделила эту дрянь доблестями, не разглядела звериной морды».

Уроки учились кое-как.

Измученная угрызениями совести, Антошка легла спать.

Утром, омытые дождями, освещенные солнцем, в окна бились молодые кленовые листья. Вчерашний день вспомнился как дурной сон. «Все же хорошо я сделала, что проучила фашиста, — успокаивала себя Антошка. — Пусть знает, что его не очень-то боятся».

Лужи во дворе подсохли, воздух был наполнен запахом свежей зелени. Велосипеды со стойки были почти все разобраны. Антошка сняла свой, отомкнула скобку замка на переднем колесе и хотела уже сесть на седло, как заметила, что обе шины сплющились. Она сняла насос, открутила вентиль, но сколько ни накачивала воздух, он тотчас же с сердитым шипением выходил из камер, и шины снова опадали и сплющивались.

— Ха! — вдруг раздалось сверху.

Антошка подняла голову. Из открытого окна второго этажа свешивался этот тип с заколкой, чуб его, как пучок стрел, болтался надо лбом, Антошка отвернулась, быстро вдвинула велосипед на место и побежала за ворота. Она чуть не сбила молодого человека, который только что соскочил с седла велосипеда.

— Ферлотт, — извинилась Антошка и побежала дальше к трамвайной остановке.

— Фрекен, остановитесь, мне нужно сказать вам два слова.

Антошка прибавила шагу. Знакомства на улице мама ей строжайше запретила. Молодой человек нагнал ее на велосипеде и, продолжая ехать рядом, твердил:

— Фрекен, я не хочу ничего плохого. Выслушайте меня.

Антошка даже не посмотрела в его сторону, словно не слышала. Молодой человек не отставал.

— Может быть, вы правы, фрекен. Не стоит доверяться первому встречному. Но я бываю в вашем дворе, знаю, что вы русская из Москвы и что вас зовут Анточчка.

Антошка рассмеялась. «Анточчка» звучало очень смешно.

— Ну вот, вы наконец улыбнулись, хотя смеяться нечему. Получилась очень даже грустная история. На почтамте наложен арест на двести тысяч пакетов вашего посольства с бюллетенями советских новостей.

У Антошки перехватило дыхание. Она остановилась и впервые взглянула на юношу. Где-то она его видела. В толстом сером свитере и в берете он походил на тысячи других молодых рабочих, карие глаза смотрели дружелюбно и даже смущенно. Где же она его видела?

— На двести тысяч пакетов? Вы правду говорите?

— Да, двести тысяч. Врать мне ни к чему. Я работаю грузчиком на почтамте. Мы каждое утро читаем бюллетень советских новостей. Ваша армия отважно защищает свою страну. И нас защищает. Мы понимаем это. Сегодня утром пришли на работу, наш шеф сказал: «Таскайте, ребята, все эти мешки со зверствами в подвал». А мы что? Нам приказали, мы так и сделали. Когда шеф запер подвал на ключ и ключ положил в карман, мы сообразили, что здесь что-то неладно. Потом один из наших парней слышал, как шеф со своим помощником обсуждали, как бы эти пакеты уничтожить, чтобы никто не знал.

— Неужели все это правда?

— Да-да. Там все правда. И правду заперли в подвал, а теперь эту правду хотят сжечь в топке. Вот наш старший товарищ и сказал: «Надо, чтобы об этом узнали в Советском посольстве». По телефону позвонить нельзя — телефон Советского посольства подслушивается, пойти туда тоже опасно — кругом шныряют шпики. Тогда я сказал, что знаю русскую фрекен, ее зовут Анточчка.

На этот раз Антошка не улыбнулась.

— Старший сказал мне: «Найди эту девчонку, то есть фрекен, пусть она предупредит мадам Коллонтай и пусть мадам Коллонтай знает, что арест на пакеты наложен по требованию Германского посольства». Фашисты как-то пронюхали, что вы такую уйму пакетов рассылаете, и заявили протест. Может, кто из их лазутчиков к вам в пресс-бюро пробрался?