Хелен и Мэтт поженились летом 2006 года, Кортни была на их свадьбе цветочницей, как и на свадьбе нашей Элизабет. Новобрачные устроились в собственном маленьком доме в Грин-Ривер, Вайоминг, в трех часах езды к юго-западу. Мы с Крис открыли свою риэлторскую компанию. Мне пришелся по душе гибкий график: теперь я могла забирать Кортни из школы и участвовать в ее школьных мероприятиях. С такой партнершей, как Крис, я была уверена, что наш бизнес в надежных руках. Жизнь после возвращения в Каспер складывалась просто замечательно.
Следующие несколько лет мы ни разу не сталкивались в городе ни с кем из родных Карен. И я наконец перестала настораживаться, находясь в общественных местах.
Однажды вечером мы с Элом и уже десятилетней Кортни ужинали в ресторане, в компании друзей. Кортни попросилась в туалет. До него было близко, поэтому я отпустила ее одну. Она вернулась бледная и до конца ужина сидела тихо. На мои вопросы, все ли с ней хорошо, она отвечала «да».
Тем же вечером Кортни расплакалась, когда я пришла пожелать ей спокойной ночи и уже собиралась приступить к молитвам на сон грядущий.
– Почему ты плачешь? – Я обняла ее. – Что случилось? Расскажи, что тебя тревожит.
– Мне страшно. Я не хотела с ней разговаривать. Просто хотела уйти и сесть за стол с тобой.
– О ком ты говоришь? – спросила я.
– В туалете ко мне подошла какая-то женщина и сказала, что она моя сестра.
– Как она выглядела?
По описанию Кортни я поняла: это была Деэнн. В душе вспыхнул гнев, я вспомнила инцидент в свадебном салоне. Когда мы с Деэнн говорили по телефону, она согласилась сначала получить наше одобрение, а уж потом рассказывать что-либо Кортни. Должно быть, она заметила нас в ресторане и подкараулила Кортни одну в туалете.
– А она знает, где мы живем? А вдруг она вломится к нам в дом?
Кортни все всхлипывала и ночью попросилась спать со мной. Я больше не верила в обещание Деэнн не приближаться к Кортни без нашего разрешения. И понимала, что должна что-то предпринять. Одна из сотрудниц нашей компании была адвокатом, и я решила позвонить ей.
Она посоветовала мне самой обратиться в суд: пусть издадут постановление, запрещающее Деэнн приближаться к Кортни. Я сочувствовала Деэнн, даже не представляя, какой травмой для нее стало известие о преступлении матери. Но теперь она, уже взрослая, пыталась начать общение с Кортни – не дождавшись, пока сама Кортни будет готова! И она должна была понять, насколько серьезно мы относимся к защите нашей дочери.
Деэнн вызвали в суд, мы с ней предстали перед судьей.
Судья отнесся к нам с сочувствием. Да, он понимал, что Деэнн просто хотела познакомиться с сестрой, но все же напомнил: она обязана считаться с нашими желаниями. Кортни – наша дочь. Деэнн не вправе навязывать ребенку отношения без разрешения его родителей. Деэнн согласилась больше не приближаться к Кортни, пока мы ей не разрешим.
На следующем моем свидании с Карен я объяснила, что произошло, и рассказала, почему Кортни следует ограждать от общения с родными, пока не придет время. К счастью, наши отношения строились на доверии, а оно позволило нам открыто обсуждать наши семьи и решать, что будет лучше для Кортни.
Я навещала Карен в тюрьме не реже раза в год, но обычно чаще. У нас сложился определенный порядок разговоров. Сначала мы говорили о том, что происходит в ее жизни в тюрьме. Карен стало полегче, как только она научилась не нарываться на неприятности. В первые годы, вспыльчивая, дерзкая, злая на язык, она часто попадала в строгую изоляцию – или туда, где почти ни с кем не общалась. Лишь через несколько лет я начала усматривать зрелость в характере смягчившейся Карен. Она осознала, что оказывает себе медвежью услугу, скандаля с другими заключенными и пытаясь добиться своего. Один раз у нее обострилась депрессия, ей расхотелось жить. Единственной надеждой стали консультации психолога, молитвы и Библия. Мы обсуждали библейские истории и молились, чтобы Бог учил нас и продолжал преображать ее сердце. Без духовных наставлений ей было не обойтись.
Временами мы обсуждали изменения в тюремных порядках. Новое начальство означало новую политику – и новую жизнь для Карен. Поговорив о политике, начальстве и занятиях, мы переходили к семье. Карен почти ничего не знала о жизни своих детей. Из родни с ней мало кто общался, а усыновители ее детей вообще не желали ее знать. Кое-что Карен узнавала от родителей во время редких телефонных разговоров. И, конечно, я держала ее в курсе новостей в жизни Кортни – как во время свиданий, так и в письмах с приложенными фотографиями.