В душе льется вода, а у нее голове гудит голос Виктории. Он словно бы въедается в Софию, вгрызается в кору головного мозга.
Голос, который она слушает всю жизнь, но так и не свыклась с ним.
Она встает и на ватных ногах идет на кухню, чтобы взять стакан воды. Соберись, думает она, ты должна успокоиться.
В прихожей она наталкивается на свое отражение в зеркале и констатирует, что у нее усталый вид. До мозга костей усталый.
На кухне она открывает кран, но вода словно бы не желает становиться достаточно холодной, и каким-то внутренним взором София видит, как вода забирается из первичной породы, глубоко под ней, оттуда, где жарко, как в аду.
Она обжигается о струю, будто та состоит из магмы и горит прямо перед глазами.
Дети перед лагерным костром.
Софию трясет при воспоминании о той детской песенке.
Она выходит в прихожую и роется в сумочке в поисках таблеток пароксетина.
Пытается набрать слюны, чтобы проглотить таблетку. Внутри все высохло, но она все-таки сует лекарство в рот. Возникает ощущение страшной горечи, а когда София пытается проглотить эту малюсенькую таблетку, та застревает у нее в горле. Она снова и снова сглатывает, чувствуя, как таблетка постепенно спускается вниз.
– Нет, я не решусь, – тихо бормочет она, сползая вниз по стенке прихожей. – Я смертельно боюсь.
Она сворачивается в комочек, ждет, пока лекарство подействует, пытается убаюкать себя, успокоить.
Ожидание. Шум в ушах, от которого не отделаться.
Она цепляется за мысль о тряпичной собачке, спокойствии. Тряпичная собачка, тряпичная собачка, повторяет она про себя, чтобы заставить замолчать голос и вновь обрести контроль над собственными мыслями.
Внезапно в прихожей раздается звонок мобильного телефона, но кажется, будто звук доносится из какого-то другого мира.
Из мира, который ей больше недоступен.
С большим трудом она поднимается, чтобы ответить на звонок, который случайность подбрасывает ей в момент, когда она уже начинает терять сознание. Телефонный разговор – это путь обратно, связующее звено между ней и действительностью.
Если только она сумеет ответить, то сможет снова обрести почву под ногами, вернуться к жизни. Она знает, что так и есть, и эта убежденность дает ей силы ответить.
– Алло, – бормочет она, снова сползая по стенке. Сумела. Ей удалось ухватиться за спасительный трос.
– Алло? Вы меня слышите?
– Да, я слушаю, – отвечает София Е^ттерлунд, понимая, что вернулась к жизни, что она в безопасности.
– Здравствуйте… Мне нужна Виктория Бергман. Я правильно звоню?
Она кладет трубку и разражается смехом.
Внезапно она узнает голос Виктории, встает и оглядывается.
София идет на звук в гостиную, но комната пуста.
Она чувствует, что ей необходимо закурить, и тянется за пачкой сигарет. Изрядно помучившись, наконец достает сигарету, сует ее дрожащей рукой в рот, закуривает и глубоко затягивается в ожидании, пока Виктория снова проявится.
Она слышит, как Самуэль возится в ванной комнате.
София вздрагивает. Откуда, черт возьми, Виктории известно, что обычно она курит под вытяжкой? Сколько же времени та здесь пробыла? Нет, пытается она успокоить себя. Это невозможно.
– Виктория, что ты хочешь этим сказать? – София напрягается, чтобы вновь вернуться к своей профессиональной роли. Что бы ни происходило, ей нельзя показывать, что она боится, необходимо держаться спокойно, вновь обрести контроль.
Дверь в ванную комнату открывается.
–
София оборачивается и видит в дверях обнаженного Самуэля. Пока он разглядывает ее, с него капает вода. Он улыбается.
–
–
Он смотрит на нее удивленно и подносит руку к ее лицу.
–
– Одевайся и давай поскорей есть, пока не остыло.
Она открывает ящик комода и протягивает ему еще одно полотенце. Он заворачивается в него и идет обратно в ванную.
Закрыв за ним дверь, София достает из сумочки коробочку с пентобарбиталом и вытряхивает ее содержимое в стакан с кока-колой.