Я отношусь к категории личностей, которые, придя в театр, сидят на своем стуле как приклеенные и смотрят во все глаза. Хожу я на зрелищные мероприятия редко, но на месте ничто не заставит меня отвести глаза от сцены. Однако на сцене еще ничего не происходило. Поэтому я стал глядеть в зал. А он был подернут бело-голубой дымкой. Головы старушек сообщали ему этот цвет. Подтянутых, хорошо накормленных старушек было подавляющее большинство. Лишь иногда мелькала розовая лысина.
"Ха, - изрек Джи Джи, - смотришь на друзей. Ну что ж, привыкай, привыкай, очень скоро ты переберешься к ним, к труазьем аж*... Тебе сколько исполнится в феврале, пятьдесят один?"
*К третьему возрасту - свыше 60 лет (фр.).
"Заткнись, некрофил!"
Джи Джи знает, сколько мне лет, но постоянно под...вает меня возрастом. И прибавляет когда десять, когда пять лет, в зависимости от настроения. Я же под...ваю его нездоровым интересом к старым писателям. После того как "Пари матч" опубликовала на две страницы цветную фотографию Симон де Бовуар его работы, он охотится за старыми и больными писателями! Однажды он заявил мне, развалившись на стуле: "Если Х. умрет, как я ожидаю, весной, я смогу поехать в Нью-Йорк. X. очень известный писатель интернационального масштаба, и некрологи с фотографиями появятся не только во французской, но в прессе всего мира. На всякий случай я предупредил девочек из агентства, чтоб они держали фото X. под рукой..."
"Монстр, чудовище! - хохотал я. - Как можно желать смерти мирным писателям..."
"Я не желаю им смерти, - невозмутимо отвечал Джи Джи, - я лишь желаю быть последним фотографом, фотографировавшим их при жизни. Весь трюк состоит в том, чтобы оказаться последним..."
Мне пришлось признать, что профессиональный цинизм Джи Джи сродни профессиональному цинизму полицейских тубибов*.
*Докторов (фр).
"На большой бизнес с продажи моих фотографий можешь не рассчитывать, сказал я чудовищу. - Я намерен пережить тебя. И все возможности для этого у меня есть, ибо моей бабке Вере только что стукнуло девяносто шесть, а прабабка Прасковья умерла в 104 года. Так что удовольствия не будет".
"Но ты можешь попасть в автомобильную катастрофу или сесть в "Эр Франс" с испорченным мотором... Лимоноф..."
Занавес пополз в стороны, подымая пыль. Вышли молодой бледный тип в свободно болтающемся костюме и девка в длинном платье (руки ее дрожали) и, совместно объявив начало конкурса, стали представлять членов жюри. Актеры (среди них бывший боксер), актрисы (знаменитость - мумифицировавшаяся Людмила Черина), несколько представительниц женских журналов, присутствовал тип из "Либэ"*, должен был быть директор "Плейбоя", но не пришел, объявлены были несколько глав малопонятных мне организаций. Всех их вызывали по очереди, и каждый вставал за полагающимся ему стулом. Наконец, с пробегом последней жюри-дамочки через сцену они уселись.
*Газеты "Либерасьон".
Пока бледный конферансье рассказывал нам историю конкурса, я разглядывал его. Костюм на общий вкус, чтобы всем понравиться, такая же причесочка, быстрый отчетливый треп, профессиональный энтузиазм, рот расползается в стороны ровно настолько же, как рты людей его профессии в Чикаго и Москве. И говорил он, как полагается, глупости. Он и девка разошлись по противоположным краям сцены и стали представлять пары. Черная пара с острова Мартиника, департамент "других морей", двадцать три пары были белые, в различных степенях старения. Многие женщины оказались во вполне хорошем состоянии. Джи Джи, стоящий, колеблясь, птицей-журавлем, одна нога в воздухе, локоть на срезе сцены, прицеливаясь в пару номер шесть, успел, обернувшись ко мне, просвистеть: "кэль кюль!"*
*Какая задница! (фр.).
У нескольких дам, мне пришлось признать, были неплохие ноги и фигуры... Мужчин я разделил на пару типов и несколько нехарактерных индивидуальностей. Преобладали небольшого роста, часто усатые, моржи в смокингах, некоторые из них почти толстяки. Менее многочисленным отрядом были высокие породистые типы в бабочках, портила их или сутуловатость, или небольшая выпуклость в области живота. Из индивидуальностей бросились в глаза: аккуратный месье в серой паре, похожий на ухоженного прогрессивного бюрократа в отставке, некто вроде миниатюрного министра культуры Франсуа Леотара и жилистый лысый дядька, напомнивший мне балетного танцора, моего приятеля Лешку Кранца, однако на голову ниже Лешки. Если "породистых" я самовольно поместил ближе к вершине французской социальной лестницы, сделав их профессорами и даже ин-дустриалистами в отставке, а "моржи" представились мне все владельцами кафе или бушри*, то с "Лешкой" мне пришлось изрядно повозиться. Он не был ни комп-табль**, ни владелец продовольственного магазина, в этом я был уверен... Я представил его представителем вольной профессии, решив позже обсудить с Джи Джи, какой именно...
*Мясной магазин (фр.).
**Бухгалтер (фр.).