Девочка-зверь

Следующая кровать продержалась в моей жизни до возраста одиннадцати лет (семь лет! Никогда так мною и не побитый рекорд). Я помню себя - стоя в кровати на коленях, больной корью, оглохший, я гляжу в окно на Красноармейскую улицу. В окне развалина харьковского вокзала, необозримое море битого кирпича и вдоль него темная, голова к голове, сумка к сумке, очередь женщин, стариков и детей. Держась за сложную архитектуру спинки (шишки, колонны и набалдашники), я наблюдал за похаживающим вдоль очереди милиционером в тулупе и валенках.(Уже тогда я проявлял нездоровый интерес к власти). Литая, с последующей слесарной доработкой, детская эта кровать была гордостью нашей семьи. Подозреваю, что она была немкой, что предприимчивый военный интендант сумел вывезти кровать из покоренной Германии среди груды официальных трофеев. В тесных пружинах ложа так никогда и не завелись клопы, каковых в те годы было много повсюду, и нравом они были злы. Много раз крашенные (последний раз отцом - густо-синей эмалью) спинки постепенно заплыли и потеряли первоначальную стройность и определенность очертаний, однако сработанная из полос металла и горизонтальных пружин лежачая поверхность - чудо немецкой стальной техники, так никогда и не потеряла упругости. Мы отдали фрау- кровать семье Чепиг (на ней стал спать мальчик, Витька Чепиг), только по причине того, что я вырос, наконец, и уже не мог вытянуть нa моей кровати ног ... Об одном из важнейших событий новейшей истории России, известии о смерти Сталина, я услышал, лежа в этой кровати. Мать, стоя спиной к радиоприемнику, выдавила испуганное: "Эдик, сыночек, Сталин умер!" Между тем бархатный, трагический, единственный в мире голос диктора Левитана произносил еще последние звуки сообщения "...иссарионович... СТАЛИН....ИССАРИОНОВИЧ СТА...", тысячью ультразвуковых уколов прошелся моему телу, и я вскочил. Опустил тонкие ножки на пол и заплакал, затоптавшись рядом с кроватью...

Из-под подушки этой же кровати вынул я в утра своих дней рождений немало книжек и один футбольный мяч... В это месте я вынужден глубоко вздохнуть, ибо никогда больше у меня не было столь перманентного ложа. Время от времени npoфилактически ошпариваемая кипятком и затем протираемая бензином и керосином (клопы не выносили этих жидкостей), верная подружка моя издавала всегда легкий индустриальный запах. Как молодой мотоцикл или как пишущая машинка, на которой я набиваю этот текст.

Диван сменил кровать, если не ошибаюсь, в 1954 году. Если выставить такой диван в музее "ретро", то вокруг всегда будет присутствовать толпа зрителей. Если сидячая часть дивана, с брюхом (служившим кладовкой) и двумя валиками подлокотников еще видится в пределах хотя и причудливого, но нормального воображения, то спинка... О эта монументальная спинка! Oна напоминала одновременно стену публичного туалета в нашем ресторане и доску почетa на советском заводе. С двумя зеркалами и двумя двухъярусными полками (мать покрывала полки кружевными салфетками и уставляла по моде того времени статуэтками животных: слонов, гусей и белок), спинка была плодом воображения столяра, принявшего себя за архитектора.

Я проспал на агрегате этом остаток моего детства и весь жаркий подростковый возраст. В первый раз, сидя на его шкуре цвета каштанов, открыл для себя мастурбацию. Удивительно, как он не расплылся от доменной температуры моих подростковых эротических грез. С этого дивана я стал совершать пробные побеги (в Бразилию, нa Кавказ), возвращался и с наслаждением и облегчением пораженца зарывался носом в угол между ямкой и валиком. Пружины дивана тихонько приветствовали меня" перебором струн. Отоспавшись, оправившись от испуга перед жизнью, именно на диване я накапливал силы, необходимые для того, чтобы его покинуть и бежал опять... На диван сложили меня, бессознательно пьяного (обнаружив лежащие у дороги) поселковые ребята. Принесли за руки и за ноги...

О родительский диван! Успокоение находил я на твоей натруженной груди.

Тело мое оспаривала (с 1956 года) у дивана раскладушка. Подаренная семьей профессора Шепельского (семья жила в том же доме), раскладушка перманентно помещалась на веранде и была мила мне своей военно-полевой, туристски-романтической внешностью. Если диван представлял семью, гнездо, очаг, то раскладушка символизировала бодрое, неоседлое, солдатско-мужское существование.! Диван и раскладушка незримо боролись за влияние на меня. С раскладушки я уходил на мои первые кражи. С нее - я мирно спал, посапывая на осеннем воздухе (веранда была незастекленная) - снял меня однажды утром начальник детской комнаты пятнадцатого отделения милиции капитан Зильберман; "Гражданин Савенко, вы арестованы!"