– Гордей, пожалуйста… – прошептал я, стараясь загнать слезы обратно.
Он смотрел в окно, и его профиль расплывался у меня перед глазами.
– Ладно, – вдруг сказал он. – Но это последний шанс.
Я с облегчением выдохнул. На радостях чуть не сказал: «Я тебя не подведу!» – но это звучало не очень-то круто, так что я просто сдержанно кивнул в знак благодарности.
Сердце у меня стучало как бешеное. Я очень хотел дружить с Гордеем и его приятелями и был готов ради этого на все.
Взаимовыгодные мошенники
Ночью, когда я засыпал, меня неожиданно разбудил Иисус. Его патлато-бородатый хипстерский образ возник у меня перед глазами и укоризненно, словно в чем-то уличая, спросил:
– Ты уверен, что вы снимали пранк?
– Да, – ответил я ему так, как будто в самом деле был уверен. – А что еще?
– А зачем вы взяли деньги у этого мужчины?
– Ну мы же не всерьез, это часть розыгрыша…
– А Гордей потом вернул ему деньги?
– Да.
Если честно, я не помнил. А уж если совсем откровенно, был почти уверен, что не вернул.
– Ты же знаешь, что я не общаюсь с ворами и врунами? – Иисус говорил совсем как училка.
– Как это не общаешься? – не понял я. – Ты же Бог, ты не можешь просто взять и перестать со мной…
– Ага, вот еще! – перебил меня Иисус, хлопнул в ладоши и исчез.
Я продолжал лежать с закрытыми глазами, только теперь не видел никого и ничего. Только темноту на все сто тысяч километров вокруг, на все воображаемое пространство в моей голове. Я понадеялся, что это временная обида, что Иисус не перестанет со мной общаться насовсем, и, повернувшись на другой бок, постарался заснуть.
Утро начиналось с родительских молитв. В гостиной на прикрученной к стене полочке стояли иконы: образ Иисуса Христа и Божьей Матери – самые главные, справа от них иконы Спасителя, Богородицы и Николая Чудотворца, слева – святые, в честь которых нам с Гордеем были даны имена: каппадокийский мученик Гордий и святая мученица Василиса. Странная традиция – называть детей в честь мучеников. Вот мы теперь и мучаемся.
По утрам отец и мать молились напротив этих икон. Мы же тихонько собирались в школу – молитвы нас все равно поджидали перед уроками.
При гимназии находился храм, хотя так сразу и не подумаешь. Располагался он в отдельном здании, на месте старого спортзала, и не было в нем никакого православного величия, золотых куполов или расписных икон. Стены внутри выбелены, алтарная преграда и иконостас сколочены из старых досок, подсвечников нет. Раньше, когда Гордей только поступал в первый класс, и этого храма не было – учеников водили в церковь Архангела Михаила, которая располагалась в двух километрах от школы, и, чтобы быть на уроках в девять, приходилось в восемь топать до храма.
Перед входом в храм я спрятал колючки своих волос под косынку. Мы с Гордеем синхронно перекрестились и шагнули за порог. Наши классные руководительницы в длинных платьях и платках выстраивали детей по шеренгам: пятый класс, шестой, седьмой… Гордей ушел к дальней стенке, где стояли старшеклассники, а я остался посерединке.
Когда длинно и непонятно заговорил священник и запел хор, я сложил руки ладошка к ладошке. Правая рука была перевязана: растяжение, споткнулся и упал – так было сказано маме. Я обернулся на Гордея; он, сцепив пальцы перед собой, шептал одними губами. Тоже врал при помощи рук. Гарри Гудини.
Перед началом дня мы читали молитву об учении.
– Премилосердный Господь, пошли нам благодать Духа Твоего Святого, дающего понятливость и укрепляющего душевные наши силы… – вторил я вместе со всеми.
То и дело я оборачивался на брата и сверялся, делает ли он то же, что и все.
– …избавь нас от всяких козней вражеских, сохрани нас в вере Христовой и чистоте во все время жизни нашей… – добросовестно выговаривал Гордей, и, хотя он стоял далеко, мне казалось, что его голос самый отчетливый в этом нестройном хоре.
– Иисус не общается с ворами и врунами, – неожиданно произнес я, отворачиваясь от брата.
Меня услышала только Карина, стоявшая по левую руку. Она переспросила:
– Чего?
Я помотал головой: ничего.
После окончания молитвы, когда мы стройными рядами потянулись обратно к школе, я задержался, позволяя ребятам меня обогнать, и дождался Гордея. Мы пошли рядом. Сначала шли молча, потом, на выходе из храма, я спросил:
– Мы ведь не пранк снимали, да?
– А что ж еще? – как ни в чем не бывало спросил Гордей.
– Ты у этого мужчины деньги взял. И не вернул.
– Да? – непонятно усмехнулся брат. – Ну, возможно.
– Это же… грех. – Я сам понимал, как смешно это звучит, но других слов подобрать не смог.
Гордей и вправду посмеялся:
– Серьезно?
– Ага. Это мошенничество.
– Это не мошенничество, а взаимовыгодное сотрудничество, – поправил меня Гордей. – Он мне дал деньги, а я взамен не стал вызывать полицию – и ему хорошо, и мне хорошо. Взаимовыгодно.
Мы зашли в школу, и я, потесненный другими ребятами, немного отстал от Гордея. Снова догнав его, я продолжил:
– Ну так если бы я не бросилась под колеса, вообще ничего бы не было…
– А зачем ты бросилась? – неожиданно спросил брат.
– В смысле? Ты сказал…