- Душки, кто помнит, не совершила ли я какого особого греха за это время? - спрашивала маленькая Иванова.
- Ты на масляной объелась блинами… - отвечал ей из угла укоризненный голос Салоповой.
- Правда, правда! - Иванова хваталась за грудь и вытаскивала из-за выреза платья "памятку" - длинную узкую бумажку, на которой отмечала все свои грехи.
Девочки вообще записывали перед исповедью все свои грехи на бумажку, чтобы не утаить чего-нибудь перед священником.
- Салопова, должна я сказать батюшке, что я его лиловым козлом назвала, когда он пришел в новой рясе? - спрашивала тихонько Евграфова.
- Должна, непременно должна, плакать и каяться надо тебе за твое сквернословие.
- Салопова, поди сюда, - молила ее Бульдожка, - у меня есть секретный грех.
Салопова шла с нею за черную доску.
- Душка Салопова, только мне стыдно, ты никому, никому не говори!
- Все равно, Прохорова, там, - Салопова указала на потолок, - все тайное станет явным! Лучше скажи теперь.
- Салопова, мне очень стыдно, нагнись, я тебе скажу на ухо. - Салопова нагнулась. - Вот видишь ли, - шептала Бульдожка, - я видела во сне, что я иду по лестнице в одной юбке, нижней, и босиком, и встречаю Дютака, а он будто, вот как мой папа дома, в халате и туфлях, мне так стало стыдно, я от него, а он за мной, я от него…
- А дальше что?
- Дальше ничего, я проснулась вся в поту, и так мне стыдно стало, ужас!
- У тебя все, Прохорова, шалости на уме. Вот мне всегда что-нибудь возвышенное снится, а ты - в одной юбке перед учителем! Была на тебе кофта?
- Не помню, Салопова, но, кажется, не было… Салопова всплеснула руками.
- Без кофты перед мужчиной! Скажи непременно батюшке и положи сегодня вечером от себя двадцать поклонов…
Вообще, во время поста Салопова приобретала вес и значение, становилась авторитетом. Она знала все: какому святому молиться, от каких грехов отгонять козни дьявола и к какой категории принадлежит грех - к легкой или тяжкой.
Когда наконец бедный отец Адриан, весь красный, усталый, вышел из церкви, оба кармана его рясы оттопыривались, потому что в них он нес грехи всего класса, написанные на длинных листках. Кроме устной исповеди, девочки еще и трогательно просили его взять "памятку".
На седьмой неделе Великого поста старший класс был занят "христосными мячиками", так назывались красивые шелковые шарики, которыми выпускные христосовались с "обожаемыми". Христосный мячик был типичной институтской игрушкой - красив, дорог и совершенно бесполезен. После того как ребенок подержал его в руках или покатал по полу, мяч немедленно пачкался и терял свой нарядный вид.
Прежде всего для такого мячика нужно было достать гусиное горло, хорошо вычищенное, высушенное. Такое горло доставали через горничных, и оно стоило иногда до рубля, смотря по нетерпению и богатству девочки. В него насыпали горох, который потом звенел внутри мячика, и после обматывали сперва грубыми нитками, а затем мягкой бумагой. Когда мячик достигал желаемой величины и безукоризненно круглой формы, по его, так сказать, экватору и меридиану на равном расстоянии втыкались булавки, затем между ними натягивали плотный шемахинский шелк. Шелк натягивался по задуманному рисунку; самый простой и быстрый составлял шахматные квадратики в два цвета, самый трудный - золотисто-желтые звезды по темному фону. Маша Королева была всегда особенно завалена заказами христосных мячиков. Насупив брови, помогая себе языком, терпеливая и аккуратная девочка достигала высот искусства.
Франк, всегда порывистая, тоже хваталась за работу, воображение ее горело, она хотела изобразить летящую комету, хвост которой был из огненных искр. Работала она усердно. Фон у нее был - ночное синее небо, для этого весь мяч был покрыт зеленовато-синим шелком, а на нем местами выложены неправильные серо-черные круги. "Дождь ливмя льет, несутся тучи!" - мысленно декламировала себе девочка…
За ее спиной остановилась Бульдожка и выразила на своем лице такое удивление, что к ней примкнуло еще несколько любопытных.
- Хорошо? - спросила Франк, не оборачиваясь.
- Н-н-недурно, н-н-ничего, - заикаясь тянула Бульдожка.
- Да ты вглядись! Вот видишь это… - она указала пальцем на комету.
- Да нечего мне растолковывать, сама вижу, это лиса бежит. Только почему это у нее из хвоста кровь?.. Охотника-то ведь нет?
- Лиса? Это лиса?! - задыхаясь кричала Франк.
- Да и деревья у тебя странные, - вставила другая, - круглые, серые, без стволов.
- А трава синяя. Или это вода? - спросила третья.
- Это… это…- Франк от злости не находила слов… - это вы все дуры, где тут лиса?! Где деревья?! Это ночь в грозу и комета, несущаяся по небу! - За ее спиной раздался дружный хохот. Подвернувшаяся Иванова вдруг выхватила из рук Франк мячик и побежала с ним по классу.
- Глядите, глядите, метеор летит, комета! - Франк погналась за Ивановой, но дорогу ей преградила высокая, неуклюжая, но чрезвычайно добрая и разумная Кадьян.