Девочки Гарсиа

Услышав, как открывается дверь в спальню, Карлос прикладывает ухо к передней панели. Шаги раздаются в ванной, включается душ, а потом, наверняка чтобы заглушить шум разговоров, – вентилятор. В крошечную каморку немедленно начинает поступать свежий воздух. Дверь гардеробной открывается, и Карлос слышит за стеной ее близкое дыхание.

II

Я единственная, кто не помнит ничего про последний день на Острове, потому что я самая младшая, и остальные три вечно рассказывают мне, что произошло в тот последний день. По их словам, я чуть не погубила папи, потому что ужасно вела себя с одним из сотрудников тайной полиции, которые пришли его искать. Этот извращенец собирался посадить меня на свой стояк, притворившись, что хочет покачать меня на коленях. С другой стороны, как только мы начинаем делиться воспоминаниями о последнем дне на Острове и кто-нибудь говорит: «Фифи, ты чуть не погубила папи, потому что так грубо вела себя с тем парнем из гестапо», Йойо всегда говорит, что это она чуть не погубила папи, когда рассказала ту небылицу про пистолет за несколько лет до нашего последнего дня на Острове. Ей-богу, можно подумать, мы соревнуемся за самое мучительное прошлое.

Но вот что я помню о времени перед самым нашим отъездом. В маминой семье целую вечность работала одна пожилая женщина, Чуча, лицо которой будто кто-то постирал, чтобы вывести черноту, а потом выжал. Я имею в виду, что эта Чуча была суперморщинистая и по-гаитянски иссиня-черная, а не цвета café con leche[96], как доминиканцы. Она была настоящей гаитянкой, а потому не выговаривала некоторые слова, например слово, означающее петрушку, и имена, в которых была буква «Х», в результате чего у нас в семье было как в лагере: у всех были прозвища, которые Чуча могла произнести. Она всегда была в плохом настроении, то есть не совсем в плохом, но ее невозможно было заставить ни улыбнуться, ни заплакать. Все ее эмоции как будто истощились из-за всего, что ей пришлось перенести в юности. Давным-давно, еще до рождения мами, Чуча появилась у моего дедушки на пороге посреди ночи, умоляя, чтобы ее взяли к себе. Оказывается, в ту ночь произошла кровавая бойня: Трухильо распорядился, чтобы всех черных гаитян на нашей стороне острова до рассвета расстреляли. В реке, куда потом сбросили их тела, якобы по сей день красная вода, хотя минуло уже полстолетия. Чуча сбежала из какого-то лагеря сборщиков тростника и молила об убежище. Папито приютил эту худенькую бедняжку, а мамита, видимо, научила ее готовить, гладить и стирать. Чуча была кем-то вроде монашки, поступившей в монастырь клана де ла Торре. Она так и не вышла замуж и никуда не ходила, даже когда ей давали выходной. Вместо этого она запиралась у себя в комнате и молилась за членов семейства де ла Торре, чьи души застряли в чистилище.

В общем, в тот последний день на Острове мы, четыре девочки, были в своих смежных спальнях и разбирали одежду, которую планировали носить в Соединенных Штатах. Те два жутких шпиона уехали, а мами и дядя Вик оставались в спальне. Они рассказывали папи, который прятался в потайном чулане, что мы все поедем на лимузине дяди Вика в аэропорт и сядем на самолет, который он нам устроит. Знаю, знаю, звучит как серия «Полиции Майами», но я всего лишь повторяю то, что слышала от родни.

И вот что я помню про свой последний день на Острове. Чуча вошла в наши спальни со свертком в руках, и Нивея, помогавшая нам собираться, грубым голосом окликнула ее:

– Чего тебе, старуха?

Служанки не любили Чучу, потому что считали ее ниже себя из-за того, что она была такая чернющая, гаитянка и все такое прочее. Но Чуча просто зыркнула на Нивею одним из своих ведьминских взглядов, и та вдруг вспомнила, что ей срочно нужно погладить вещи, в которых мы полетим.

Чуча начала разворачивать свой сверток, и мы все подумали, что она произведет над нами маленький прощальный ритуал вуду. Чуча вечно была занята магией вуду: то плела какое-нибудь заклинание, то задабривала духов, то наказывала врагов. Открываешь дверцу своего шкафа и в углу за туфлями обнаруживаешь банку с чем-то ужасным, что тебе нельзя трогать. В ее комнате можно было найти свечу, горящую перед чьей-нибудь фотографией, и сигару на блюдечке. В некоторые дни ее комнату пересекали красно-белые гирлянды из гофрированной бумаги. В конце концов мами пришлось выделить ей отдельную комнату, потому что никто из служанок не хотел спать с ней рядом. Неудивительно, что им было страшно. Служанки говорили, что она совокупляется с духами. Говорили, что она накладывает на них заклинания. Вдобавок она спала в своем гробу. Без шуток. Нам запрещалось заходить в ее комнату и смотреть на гроб, но мы вечно украдкой пробирались туда, чтобы на него взглянуть. Она повесила над ним москитную сетку, поэтому он не казался совсем уж странным, как настоящий раскрытый гроб с мертвецом внутри.