«Клянусь Аллахом! – воскликнул султан. – Ты не умрешь, пока я не дослушаю сказку».
На страницу, которую я читала, диагональю легла тень. Я подняла глаза, ткнув в прерванный фрагмент указательным пальцем. Я бы смерила кузена презрительным взглядом и продолжила читать, если бы не созданное им великолепное существо. Он, похоже, скатал весь пластилин в длинную розовую колбаску и дважды обернул ее вокруг плеч, как циркового питона. Подняв подбородок, Мундин прошел сквозь живую изгородь на свою сторону двора в нескольких дюймах от меня. Я поняла, что он готов к переговорам, и, положив книгу на стул обложкой вниз, последовала за ним.
Однако за изгородью Мундина уже ждали зачарованные зрительницы. Под взглядами Фифи и Карменситы он снял с шеи змею и ткнул ее одним концом в лицо своей младшей сестры. Карменсита взвизгнула и удрала в дом. В любую минуту мы могли услышать, как мать Мундина разъяренным голосом воскликнет: «Эдмундо Алехандро де ла Торре Родригес!»
Фифи, неспособная надолго оставаться без своей товарки, тоже потрусила к дому.
– Я взрослым расскажу, – заявила она.
Мундин преградил ей путь и попытался подкупить кусочком своего пластилина.
– Нечестно! – я бросилась к нему и оттолкнула маленькую Фифи. Со мной, своим лучшим другом, он не захотел даже меняться, а теперь отдает пластилин моей младшей сестре задаром!
– Ладно, ладно. – Он показал, чтобы я говорила тише, и протянул мне змею. – Меняемся.
Мое сердце воспарило. Предмет моих мечтаний был почти в моих руках. Я сделала отчаянное предложение.
– Я дам тебе что хочешь.
Мундин на минуту задумался. На его губах, словно пролившаяся в неположенном месте жидкость, заиграла лукавая ухмылка. Он понизил голос.
– Покажи мне, что ты девочка.
Я огляделась, чтобы потянуть время. Мой взгляд упал на Фифи, которая внимательно следила за сделкой.
– Тут?
Он дернул головой, указывая на старый угольный сарай в глубине участка, где Флорентино, садовник мамиты, держал свои инструменты. Поскольку эта часть нашего участка граничила с palacio[104]
дочери диктатора и его зятя, мой дед не захотел возводить высокую стену, чтобы в этом не усмотрели знак пренебрежения. Высаженная тетей Мими живая изгородь из ярко-красного имбиря отчасти скрывала от наших взглядов этот уродливый дворец и самого диктатора, который воскресными вечерами прогуливался по саду со своим одетым в крохотную генеральскую форму трехлетним внуком. Нам, детям, настрого запрещалось и близко подходить к угольному сараю после того, как мы с Мундином взорвали петарду, когда миниатюрный генерал шествовал мимо со своими няньками. Папито пришлось провести ночь в управлении тайной полиции, объясняя, что его семилетний внук не замышлял ничего дурного. Этот сарай – возможно, из-за своей запретности – сделался нашим любимым наблюдательным пунктом для слежки за индейцами. Однажды мы нашли за мешком с удобрением журнал с фотографиями обнаженных женщин с плутоватым выражением на лицах, как если бы их только что застукали за кражей лака для ногтей или привязыванием людей к водонапорным башням.Я пошла за Мундином в сарай, время от времени оборачиваясь, чтобы сердитым взглядом отвадить увязавшуюся за нами Фифи. У порога я слегка оттолкнула ее, чтобы она ушла.
– Дай ей зайти, а то она нажалуется, – сказал Мундин.
– Я нажалуюсь, – поддакнула Фифи.
Внутри было темно и сыро. Сквозь грязные забранные сеткой окна падал слабый свет. Воздух пах черноземом, который привозили с гор, чтобы гигантские папоротники тети Мими хорошо росли. В углу, свернувшись клубком спящих змей, лежали шланги.
Мы с Фифи выстроились у дальней стены. Мундин встал лицом к нам, нервно сминая змею во все более круглый шарик.
– Ну, – сказал он. – Снимайте.
Фифи тут же скатала штанишки и трусики до бедер, оголяя то, о чем, по ее мнению, шла речь, – свой пупок.
Но я была старше и понимала, что к чему. На уроках закона Божьего сестра Хуана рассказала, что Господь одел Адама и Еву в райском саду после того, как они согрешили.
«Ваше тело – это храм Святого Духа». Дома тетушки отвели нас, старших девочек, в сторонку и предупредили, что скоро мы станем сеньоритами и должны будем оберегать свои тела, как спрятанный клад, никому не позволяя ими воспользоваться. Примерно в это время на меня стали оказывать сильное давление, чтобы я перестала играть с Мундином и, как благовоспитанная юная леди, сидела дома, играя в салон красоты и сплетничая о мальчиках со своими кузинами.
– Ну, – нетерпеливо повторил Мундин.
Фифи сообразила, что от нее требуется, и спустила штанишки и трусики на лодыжки. Я дерзко глянула на кузена, подняла свою ковбойскую юбку, зажала подол подбородком и сдернула с себя трусы. Я приготовилась к его беззастенчивым взглядам. Но Мундин только разочарованно пожал плечами.
– Вы прямо как куклы, – заметил он и разделил свой комок пластилина пополам между Фифи и мной.
Я в считаные секунды оделась и напустилась на него.
– Ты обещал пластилин мне! – завопила я. – Ты разрешил ей пойти с нами, но не сказал, что она получит долю!