Девочки играли в апокалипсис

Благоволенье судьбы
Свалилось единственным знаком.
В небо взлетели гробы,
Что дорого даже собакам.

Гробы понеслись воскресать
Истиной вечнозеленой.
Выпало мне восклицать:
«Как радо небесное лоно!

Как хорошо на земле,
Когда она опустела!
Столкнется со мной во мгле
Твое дорогое тело.

Залают собаки враз
В нашем углу деревенском.
Сладостный, как Шираз,
Миг наступает блаженства.

Рифмы Крышечкина привела классические: «тело – опустела», «земле – мгле», «враз – Шираз». Но что-то нас смущает. Гробы? Собаки? Сочетания слов? Поможем ей.

Благоволенье судьбы
Свалилось единственным знаком.
Кругом зашумели дубы,
На старость жалуясь злакам.

В сон погрузились леса
В патине вечнозеленой.
Всюду сверкает роса,
Что дарит небесное лоно.

Радость идет по земле,
На крыльях бы улетела!
Смутно белеет во мгле
Твое дорогое тело.

Статуя, Аполлон,
Как ты ко мне равнодушен…
Вторит свирели времен
Хор зеленых лягушек.

Это прибывал поезд с господином Ч. Крышечкиной предстояло встретить его и поселить в великолепном отеле об единственный номер «Государственный русский драматический театр им. В. Шекспира», располагавший большой и малой сценой, костюмерной.

И. как вы видите, написать стихотворение легко, но нужны повод и настроение. Этот повод, поезд, не мог прибыть целый год, более того, раньше поезда с таким номером не существовало вовсе. То есть, если сам господин Ч. не мог прибыть год, то поезд с номером 107 – целую вечность. В поезде господин Ч. встречался с вечностью, и, чтобы он не забыл сойти, работал проводник в вагоне, а Крышечкина явилась на перрон.

Путешествие с Харуки Мураками

Пустота сознания

Уж лучше ничего, чем маленькая антитеза.

Харуки Мураками. «Антитеза»

Этот кусок обоев мне захотелось наклеить при полной ясности сознания. Не сейчас, – утром. Я поглядывала на часы: пора ложиться спать – одиннадцать. Все было против наклеивания – время суток, и не очень ясная голова. Намазывать, забираться на стремянку, разравнивать – стало казаться, что для этого нужно очень большое присутствие духа. Диплом, золотая медаль здесь не помогут.

Вспомнив о золоте, я посмотрела на стремянку – она была до предела ржавая и разболтанная, так, что при неосторожности можно навернуться. Такие некачественные стремянки турки поставляли в тысяча девятьсот девяностые, сейчас бы не рискнули. Наши армия и флот вернули себе боевой дух.

Ветер слегка раздувал шторы, слегка шумел дождь. Только что закончилась гроза. Молнии разрывались прямо над двором, и грохот стоял сильный.

Мне всегда хотелось писать о чем-нибудь небольшом – обоях, ножницах, ясном сознании. Такое очень трудно дается в большой стране.

Или о том, как приятно переставлять вещи. Вот сейчас подсвечник стоит на стиральной машине. В ней один носок. Второй заброшу, когда найду. На подсвечнике застыли капли подсиненного парафина, а все три его свечи оплыли до максимума. Кажется, это случилось с ними пять лет назад. Может быть, восемь. Нет разницы.

А дальше-то что? Вот я легла спать и вдруг наступила ясность сознания. Я подумала, что утром напишу на тыльной стороне обоев: «Не надо …». Последнее слово диалектное. У нас его все понимают. Спустя минуту я решила, что напишу только «…». Еще через минуту мое сознание прояснилось настолько, что я поняла – ничего не напишу.

Пустота и ясность сознания – это одно и то же. Я еще долго не могла уснуть, потому что перед сном начиталась пустейшего Мураками. Кто его читал, меня поймет.

Следы пожара

Почему ночью следы пожара смотрятся естественно? Причем, летом, когда ночь коротка, эта естественность непродолжительна. А зимой при долгой ночи и белом снеге она противоестественна.

Сегодня ночью у едва передвигающего ноги старика сгорел бревенчатый дом. Он располагался в глубине старинной усадьбы с множеством домишек, и – каково было соседям стоять и потеть совсем рядом с пламенем?

Это можно представить. Наш деревянный дом на противоположной стороне улицы. Наши окна выходят в наш двор. Мы ничего не видели и не слышали. А соседи из квартир, чьи окна выходят на проезжую часть, думали, что наш дом тоже загорится.

Первая пожарная машина пришла без воды. Ее красный цвет выглядел как естественное включение в ткань пожара, который становился все объемнее.