Девочки. Семь сказок

Да, но писк. Да, но лесник. Но укол, шерсть, наглядное пособие…

Обезумев от писка, он жмется к земле.

Они все стоят и стоят, он по одну сторону проволоки, она по другую.

VII

Волк за забором прижимается к земле.

«Сейчас набросится», – думает она и закрывает глаза.

Еще чуть-чуть. Еще чуть-чуть, и она завопит, громко и пронзительно, ее вопль сотрясет лес, она развернется и побежит, а чудовище помчится за ней. Забор его задержит, но нити проволоки отстоят далеко друг от друга, он пролезет в щель, она уже слышит, как листва шуршит под его лапами, – и бежит. Он еще не догнал ее, но это вопрос времени. Она отбрасывает пакет, бутылка разбивается, красное вино хлещет на землю, а она бежит, бежит, через канаву, через изгородь, чувствует за собой горячее дыхание и бежит, раскидывая гравий.

Наискосок через кладбище. Может, он настигнет ее здесь, прямо среди могил, тут она и упокоится, ее кости сложат в белый гробик и опустят в землю рядом с дедушкой, так грустно, так красиво, так…

Она открывает глаза.

Он стоит, где стоял. Кажется, теперь чуть дальше от забора.

– Эй ты! – Девочка трясет проволоку. – Давай же!

VIII

Он делает шаг назад, потом вперед. Туда-сюда, и снова, и снова. Вертится на месте, как бешеный пес.

– Чего ты ждешь? – кричит она.

Чего он ждет?

Сквозь забор просовывается маленькая рука. Острие проволоки пропарывает кожу. Запах крови. Он теряет разум.

– Что, боишься?

Конечно нет! Он – боится? Да это просто смешно!

Нет, все-таки боится.

Вперед-назад. Вперед и снова назад. Писк разрывает уши. Она все еще там. Все еще возможно.

Наконец он дотрагивается лапой до забора, но тут вдалеке взвывают сирены. Уже едут, так он и знал! Он съеживается, бросается от дерева к дереву, подальше, подальше отсюда, спрятаться, схорониться где-нибудь, где его не достанут их иглы, может, на дне ямы, залечь на дно и свернуться в комок, маленький, невидимый.

– Трус! – доносится до него. – Волк ты или нет?

Не волк, никакой он не волк.

IX

Перед кустами с визгом тормозит фургон. Из него выпрыгивают лесники и в пару прыжков пересекают канаву. На головах у них охотничьи шляпы, в руках – длинные ружья. Три секунды – и они уже рядом с ней. Девочку подхватывают и уносят. Двое сажают ее в фургон, четверо отправляются в лес с дубинками наизготовку.

– Ты что, с ума сошла? – кричат двое. – Что ты там делала?

– Ты могла погибнуть, разве не понимаешь?

Девочка молчит и ощупывает руку. Между пальцами просачиваются капельки крови.

– Боже! – ужасаются лесники. – Он ее укусил!

Они тут же вынимают аптечку, достают пластырь, йод, бинты.

– Ничего подобного, – возражает девочка. – Это я са…

Но ей уже закатывают рукав и протирают запястье чем-то из пузырька.

– Будет больно, придется потерпеть.

– Не нужно! – протестует она. – Он меня не…

– Еще как нужно. Такие укусы могут сильно воспалиться.

– Он не…

– Может, заодно сделать ей укол от столбняка?

– Обязательно!

«Он меня не тронул, – хочет она объяснить. – Это все проволока». Но никто не слушает. Она даже рану свою не видит – столько бинтов на нее намотали.

– Твоя мама уже едет.

– Перепугалась до смерти, конечно, бедная женщина!

– Радуйся, что все обошлось благополучно.

– Серьезно, я давно говорю: вблизи от жилых районов – слишком рискованно.

– Совершенно безответственно!

– Так больше нельзя, придется… – говорит один.

– Да, жалко! – соглашается другой. – Но выхода нет.

Они дружно кивают и наматывают еще бинтов ей на руку.

Вскоре возвращаются остальные. Один несет ее порванный пакет. Другие волочат что-то за собой. Что-то большое, черное, обмякшее.

Печенье

Мамы у девочек не было. Она умерла несколько месяцев назад в белой больничной палате.

К счастью, у них остался отец. Вот только дома он бывал все реже. Все реже приходил вовремя, иногда возвращался совсем поздно, когда обе девочки уже спали. Он тихонько прокрадывался к ним в комнату и садился на край кровати.

– Потерпите немного, – шептал он дочерям, склоняясь к подушкам. – У меня большой новый проект, вы же понимаете?

Девочки кивали сквозь сон, толком не расслышав, что именно они должны понять, но зная: папа очень хочет, чтобы они кивнули. Ведь, когда жизнь рушится, нужно за что-то уцепиться, и папа цеплялся за работу.

– Но вы же и без меня справляетесь? – говорил он, когда они мимоходом виделись за завтраком. – Вы же мои большие храбрые девочки?

И девочки кивали, и улыбались так храбро, как только могли.

Грит была старшей и, стало быть, считалась более рассудительной. Деньги на продукты отец всегда давал ей.

– Молоко и овощи, помнишь? – говорил он, дожевывая еду и надевая пальто. – Пирамида питания. Ах, да ты и сама знаешь.

И Грит действительно знала. Но когда в жизни образуется брешь, надо ее чем-то заполнить, и от пирамиды питания тут толку чуть. Она покупала мармелад, лакрицу, маршмеллоу, колу и печенье, а если оставались деньги, яблоко для своей сестренки Йоханны.