Девочки. Семь сказок

«Но этого не произойдет», – думает она. Палач на картинке будет вечно замахиваться молотом, а привязанный к колесу человек вечно ждать удара. И бояться. Может, даже визжать от ужаса. Но не дождется. Уже тысячу лет он лежит, застыв во времени, и смотрит на молот, который все не падает.

И этого не случится. Никогда.

Может, такая кара еще ужасней.

– Да делай же, что тебе говорят, железяка тупая!

Мама нехорошо ругается и тут же просит прощения. Она всегда извиняется, когда нарушает собственные запреты, словно извинение отменяет поступок. Можно подумать, девочка давным-давно не знает все ругательства, даже самые ужасные. Можно подумать, она не замечает, когда мама порой курит тайком и наливает себе лишний бокал вина. Можно подумать, девочку это волнует!

Она смотрит в окно. Прошел дождь, на сером небе проступили синие прогалины. Если сказать, что она хочет подышать свежим воздухом, мама, пожалуй, разрешит. Детям полезен свежий воздух.

– Давай я схожу, – предлагает она, и на этот раз мама поднимает на нее глаза.

– Сходишь? Куда?

– К бабушке. Отнесу продукты.

– Ну нет, – не соглашается мама. – С ума сошла? Это слишком далеко.

II

Он легко может пробежать целый круг без остановок и без одышки. Хорошо. Значит, не в такой уж он плохой форме.

Но это может означать и то, что лес стал еще меньше. И, честно говоря, так оно, скорее всего, и есть. Хотя об этом они не договаривались. Он не все помнит, но такое ведь не забудешь? Разве шла об этом речь в разговоре с лесником?

Кажется, лесник был здесь совсем недавно. А может, и давно.

Месяцы назад. Годы.

Если каждый день бегать по одному и тому же кругу, недолго и умом тронуться. Начинаешь видеть то, чего нет. Мелькающую среди деревьев добычу. Убегающих оленей, хихикающих зайцев. Ах, зайчики…

«Поймай же меня! – тихо поют они. – Эй, разиня, я здесь, за деревьями! Нет, тут. Нет, там. Нет, здесь, ротозей!»

И он уже бежит, задыхаясь, оскальзываясь, кружит на месте, разевает пасть и хватает… пустоту.

Потому что нет здесь никаких зайцев.

Так вот, лесник. Он даже ружье с плеча не снял. Дубинка так и осталась висеть на поясе. Неужели трудно погрозить ей, хоть чуточку? «Назад, зверюга! Назад! А не то мозги вышибу!» – что-нибудь в этом роде. Хотя бы просто из вежливости.

Надо было его сожрать прямо на месте, вот что. Подождать, опустив морду, покорно уткнувшись взглядом в землю, как ручной, как холоп. Но при этом внимательно следить за всем, за каждым движением, за каждым шагом. Навострить уши. Напрячь мышцы мощных лап в ожидании подходящего момента…

А ведь был, был подходящий момент. Он помнит, когда именно: когда этот тип случайно перелистнул сразу два листочка того проклятого контракта. И вынужден был перелистнуть обратно. И на миг забыл о стоящем перед ним хищнике. Вот когда.

Прыжок, лапы ему на грудь, клыки в шею. Кусать, рвать, терзать. И вот добыча уже при смерти, лежит, истекая кровью, так и не смекнув, что произошло. А ты давай жрать да прихлюпывать. На ненавистных бумажках – кровавые отпечатки лап. И так до тех пор, пока от лесника не останется ничего, кроме остывающего мяса в разорванных камуфляжных штанах, пока земля не покроется красными ошметками плоти.

Никакого контракта. Никакого уговора. Никаких правил. Ничего.

– Вы не можете не согласиться, – сказал лесник.

Ну хоть на «вы», и на том спасибо.

– Вы будете полностью обеспечены. Единственное, что мы от вас просим, – это не пересекать утвержденную границу. Забор послужит чем-то вроде напоминания. Теоретически вы можете сквозь него пробраться, но на вашем месте я бы не стал. Особенно с передатчиком на шее.

С чем-чем? Где?

Только тогда он будто очнулся по-настоящему, только тогда заметил, что с ним что-то сделали. Надели что-то на шею. Он тряс головой, скреб лапами, пытался сорвать эту штуковину, но ничего не вышло. А когда он принялся носиться туда-сюда в надежде сбросить ошейник, у уха что-то запищало.

Чем ближе он подбегал к забору, тем громче пищало, верещало, ревело; сердце бешено колотилось, он прижал уши, но это не помогало, ничто не могло заглушить звуки, наполнившие голову. Писк прекратился, только когда он отбежал подальше, еще дальше, еще, пока, побежденный и обессиленный, со свистящей башкой не свалился у ног лесника, который все это время просто стоял и ждал. Ружье так и висело у него на плече. К дубинке он и пальцем не притронулся.

– Вот я о чем, – сказал этот гад. – Что до сигнала – мы его тоже слышим. Если он будет звучать слишком долго, можете не сомневаться: мы срочно прибудем, чтобы сопроводить вас обратно к утвержденной границе. Полагаю, к насилию прибегать не придется. Мы действительно очень рады тому, что вы поселились в нашем лесу. Островок настоящей дикой природы – нам бы очень хотелось его сохранить. Ведь мы уже столько потеряли, вы не находите?

В его карих глазах светилась искренность. Как будто волк и лесник были согласны друг с другом, желали одного и того же.