Девочки Талера

— Тим! — зову в отчаянии. — Тимур! Она горит!

* * *

Я крепко прижимаю к себе Полинку, Тим стоит рядом белый как меловая скала. Докторша, тщательно маскируя свое возмущение, что ее выдернули в дождь из теплого дома, говорит скучающим тоном:

— Я же предупредила, что может подняться температура, тридцать восемь и три это не повод вызывать неотложку. Взрослым и детям постарше вообще не рекомендуется сбивать до тридцать восемь и пять. Организм борется с вирусом, ему просто не надо мешать.

Но Тимур заставляет ее дождаться, пока температура спадет, и потом уходит с докторшей проводить ее к выходу. Я переодеваюсь в халат, чтобы удобнее было кормить. Полинка так накричалась, что быстро засыпает. А я без сил сползаю на пол возле кроватки.

Глава 11

Лучше бы мне еще раз голову пробили, чем моя детка так плакала. Последний раз себя таким беспомощным чувствовал, когда Ника рожала. Вот и сегодня, у Полинки из глаз слезки текут, а мне будто вены вскрыли.

Провожаю докторшу до машины, потом долго стою на крыльце, уперевшись в перила. Страх клубится в груди, толкается в ребра — ну почему не я заболел, а Полька? Она же совсем маленькая, я на локоть ее кладу, и еще место остается.

После дождя свежо и сыро, возвращаюсь в дом и понимаю, что зверски голоден. Верно, я и не поужинал из-за этой сучки Кристины.

Вспоминаю, и руки сами в кулаки сжимаются — как я не убил ее, когда Никино лицо увидел, сам не знаю. Не хотелось сесть из-за этой дряни. А потом уже и не до еды было.

Иду на кухню. Роюсь в холодильнике — педантичный Робби все раскладывает по судочкам, разве что не подписывает. Нике тоже нужно поесть, она кормит Полинку, и пить ей надо много.

Включаю электрочайник и пишу Нике, спрашиваю, чего ей хочется. Она с телефоном, так что отвечает сразу: «Спасибо, я не голодна».

Надо было не спрашивать. Грею еду в микроволновке, наливаю в чашки чай и несу на второй этаж. Ника сидит возле кроватки и держит Польку за руку. Всовываю ей тарелку, чай ставлю на пол, и сам сажусь напротив.

Ника отнекивается, тогда я отбираю тарелку и собираюсь насильно ее кормить. Она покорно вздыхает и начинает есть, при этом мы умудряемся не произнести ни слова. Такая пантомима продолжается пока мы не заканчиваем ужинать.

Выставляю поднос с посудой за дверь под стенку — идти вниз влом, чувствую себя таким уставшим, будто ящики тяжелые полдня грузил.

Ника выглядит вялой и бледной, она и жевала без аппетита, через силу, хоть я ей втрое меньше положил чем себе. Поднимается и идет в душ, я тоже иду к себе. Включаю то горячие струи, то холодные, то горячие, то холодные, и страх, поселившийся внутри, понемногу отпускает. А когда возвращаюсь в детскую, вижу Нику, свернувшуюся клубком на ковре возле кроватки.

Она держит Полинку за руку, в другой руке у нее электронный градусник. То, кем я себя чувствую, к сожалению, прямо назвать не могу, потому что дал слово. Но слово это просто охренеть какое нехорошее.

— Ника, — говорю полушепотом, присаживаясь возле нее на корточки, — иди в спальню, ложись на кровать. Я открою дверь, ты услышишь, если Полька проснется. Завтра скажу, чтобы ее кроватку туда перенесли, так она в дверь не пройдет, я бы сам перенес. Я уйду, не бойся.

— Нет, — шепчет она с закрытыми глазами, — врач сказала следить за температурой. Лекарство действует четыре часа, три уже прошло. Я буду здесь, а ты иди, Тим, ты же устал…

Устал. Без тебя я устал, дурочка. Иду обратно, в гардеробной беру с полки плед, с кровати тяну подушку. Бросаю ее на пол возле кроватки, ложусь, обнимаю Нику со спины и укрываю нас пледом.

Она дергается испуганно, как зверек, которого поймали в капкан, но я держу так крепко, что все капканы мира отдыхают.

— Тим…

— Это и моя дочь тоже, — говорю ей на ухо, содрогаясь от накативших чувств при виде этого аккуратного ушка. От того, что она вроде как пытается высвободиться, а по итогу ерзает по мне и трется по всем стратегически важным местам. — Давай спать, кто знает, сколько нам до следующего подъема.

Она перестает отрывать мои руки, но свои не убирает, так и держится за мои ладони. Боюсь спугнуть, но все же отвожу с ее спины одуренно пахнущие волосы и утыкаюсь лицом в затылок.

Чувствую каждым нервом, как напряжение постепенно ее отпускает, она обмякает в моих руках, опускается на подушку. Медленно выдыхаю, делаю глубокий вдох и, найдя ее руки, переплетаю пальцы.

Все. Она в коконе, она вся обвита моим телом, с трудом сдерживаюсь, чтобы на закинуть на нее ногу, прижав к себе по всей длине. Потому что дальше уже рукой подать до секса. Не совсем, конечно, рукой. Но если и есть способ похерить то хрупкое и призрачное, что возникло сейчас между нами, это как раз он и есть.

В сон проваливаюсь мгновенно. Снится как обычно полный бред, и я даже рад, что просыпаюсь. Просыпаюсь оттого, что мне жарко. И не потому, что на полу тепло, хоть ковер толстый и ворсистый. А от того, что прижимающаяся ко мне во сне Ника горячая как печка.

* * *