Девственная селедка

— Да, но… Ты же помнишь маму, она всегда была немножко странной. Они тогда все-таки уехали в Америку. А через несколько лет мама разошлась с мужем и уехала к каким-то индейцам. Потом перебралась в Перу. И сгинула. Я никогда по сути не была ей нужна. Я поняла, что когда человек с темными непросвещенными мозгами, да еще художественно одаренный, сталкивается с чем-то то ли мистическим, то ли просто модным, не в смысле одежды, конечно, с модным течением, что ли, у него быстро съезжает крыша.

— У, как безжалостно. На тебя это даже не похоже. На тебя прежнюю.

— А меня прежней давно нет. Ну, вот мы и пришли. Подожди меня вон в том кафе, я буду минут через двадцать.

Она вошла в какую-то контору.

А он поплелся в кафе. Да, она непрошибаема! Но я ее все-таки прищучу! Но какова… Деревенская в сущности девка, а какой шик, какой аристократизм в каждом жесте. А может приударить за ней, жениться? Ну, это вряд ли. К тому же я уверен, у нее отбою нет от мужиков. Такие холодные стервы обычно пользуются успехом. Он сразу заказал кофе и воду без газа, хотя ему не нравилось это кафе. Тут курили.

Через пятнадцать минут вошла Ева.

Он вскочил ей навстречу. Помог снять плащ. Она была в строгом сером платье с бирюзовым шарфом. Глаза тоже казались ярко-бирюзовыми. Она села, достала из сумки изящный кожаный портсигар и зажигалку.

— Будьте добры, мне капучино с корицей, — улыбнулась она девушке-кельнерше.

— Ева, ты куришь? — поморщился он.

— Да. Тебе неприятно? Так я тебя не держу.

— Ева, ты почему хамишь?

— Потому что не понимаю цели твоего появления.

— Я хочу видеть сына.

— Зачем?

Он вконец растерялся. Ждал, что она хотя бы спросит, какого сына, начнет возмущаться. Но нет.

— Что значит зачем?

— Зачем тебе понадобился сын?

— Я хочу его видеть. Это же мой сын?

— Ну и что?

— Как ну и что? Я имею право…

— Хорошо. Я дам тебе его телефон. Позвони ему и договорись о встрече. Он уже взрослый и я тут не при чем.

— То есть ты хочешь сказать, что он в курсе?

— Да.

— Но зачем?

— Что зачем?

— Зачем ты ему сказала?

— Потому что я могла предположить, что в один прекрасный день ты заявишься ко мне с этим разговором. И не хотела травмировать сына.

— Но с чего ты взяла, что я появлюсь? Я же только совсем недавно узнал, что у тебя есть сын. И буквально почувствовал, что он мой.

— Вот видишь…

— Так ты и вправду не против, чтобы я с ним увиделся?

— Нет.

— С ума сойти… — он был совершенно сбит с толку. — Тебя предупредил мой брат?

— Нет. Просто когда я совершенно случайно познакомилась с твоим братом на Корфу, я быстро оттуда уехала, и решила подготовить сына к возможности такого поворота дел.

— Ну, ты даешь… Впрочем, ты всегда была холодной и расчетливой.

— Расчетливой? — Ева опять подняла бровь.

— Ну, не в материальном смысле…

— Да уж.

— Так дай мне телефон.

— Пожалуйста, записывай. — Она продиктовала ему два номера.

— Спасибо.

— Его зовут Петер.

— Петя, значит… Послушай, Ева, я помню, когда вернулся из байдарочного похода, мама мне сообщила, что у тебя появился другой. Я помчался к тебе…

— И что?

— Там у тебя делал ремонт какой-то старый мужик. Это и был твой хахаль?

— Представь себе.

— Но что ты в нем нашла?

— Всё, Тоник, абсолютно всё. Мужа, фантастического любовника, друга, отца, которого не знала, словом, абсолютно всё.

— А он был в курсе, что ребеночек не его?

— Конечно. Ты же знаешь, я терпеть не могу вранья.

— Знаю, — вздохнул он. — Что, так-таки и прожила жизнь ни разу не соврав? — недобро прищурился Платон.

— Ну почему? Соврать по мелочи, для спокойствия близких, это не страшно, а вот глобального вранья не выношу. Оно мешает спокойно спать.

— Но ты же врала сыну, что этот твой старикашка его отец?

— Ну, во-первых, я надеялась, что никогда больше тебя не увижу, во-вторых, он был ему настоящим, я бы даже сказала, идеальным отцом, а в-третьих, этот, как ты изволил выразиться, старикашка, даже в последний год жизни в постели давал фору тебе двадцатитрехлетнему!

— Ну ты и сука, подлая грязная сука! — прошипел он.

— Возможно. Но ты сам напросился. Все, Платон Николаевич, с меня довольно. Я дала тебе телефон сына. А с тобой мне неохота дальше общаться.

Она встала, но он схватил ее за руку.

— Подожди, тварь!

— Что еще?

— Сядь, хуже будет.

— Ты мне угрожаешь?

Он выпустил ее руку.

— Сядь! Ева, прошу тебя, сядь!

— Что еще?

— Скажи мне только одно…

— Ну?

— Что у тебя с моим братом?

— Ничего. Ровным счетом ничего.

— И он тебе даже не нравится?

— Нравится. Вернее, нравился… там, на Корфу. А больше я его не видела.

— Думаешь, я поверю? Это же не глобальное вранье, а так, мелочь, для спокойствия души.

— Послушай, это твои проблемы. Все, что ты хотел узнать, ты узнал.

— Я уверен, что ты настроила сына против меня.

— Даже не собиралась.

— Ой ли!

— Да зачем мне это? К тому же ругая тебя, я бы только уронила себя. Я больше тебе скажу… Если ты сумеешь найти подход к Пете, я буду даже рада. Только один совет на прощание.

— Любопытно.

— Не вздумай ругать меня. Этого он не прощает. Желаю удачи. Пока.

Лали влетела в магазин. Слава богу, покупателей не было.

— Ну что? — сразу спросила Ирма.