Девственница в подарок

Медленно, нерешительно я принялась расстёгивать платье, которое только недавно надела. Я ощущала движения ткани по своим плечам, по спине, по груди. Едва ли одежда была надёжной защитой. Но ткань хотя бы закрывала моё тело от взгляда этих вожделеющих глаз.

Я медленно стянула платье до пояса, обнажая плечи, живот и спрятанную в бюстгальтер грудь. И тут вспомнила, что сквозь кружевные узоры проглядывают соски, как их ни пытайся скрыть. Однако закрываться руками я не решилась.

– Не затягивай, – требовательно сказал мистер Калленберг. Я двигалась как в оцепенении. Но потом, справившись с собой, стала торопиться. Стянула платье окончательно и предстала в одном только кружевном белье.

– Неплохо, – произнёс он.

Я опасалась, что сейчас он прикажет мне раздеваться целиком. Но с этим он не спешил.

Налюбовавшись мной, хозяин отступил ещё на шаг, а потом жестом велел пройти ближе к кровати, вглубь комнаты. Я повиновалась, не смея поворачиваться спиной.

Мистер Калленберг взял с кровати стек – чёрный, сравнительно короткий, с широким кончиком – и надел петлю на руку. Я завороженно глядела на движения его пальцев и на эту штуку, которую он явно взял не для красоты.

– На колени, – спокойно велел хозяин, поводя стеком из стороны в сторону.

Я не удержалась и вздрогнула, а потом умоляюще поглядела в его глаза. Они не внушали ужаса, потому что в них не было гнева или свирепости. Было только пламя – приглушённое, как свет в комнате, но от этого не менее яркое. Что скрывалось за этим пламенем? Что таили эти глаза? К чему мне следовало быть готовой?

– Ты опоздала сегодня. И должна быть наказана.

Понимая, что ни на какое снисхождение рассчитывать нельзя, я стала медленно опускаться на пол. Ковёр мягко облегал кожу – стоять оказалось совершенно не больно. Фигура хозяина теперь возвышалась надо мной. Даже спинка кровати казалась гораздо выше, чем была до этого.

– Ты будешь наказана, – всё так же спокойно сказал мистер Калленберг, как будто говорил о какой-то досадной мелочи вроде разбитой тарелки.

Почти сразу после этого я почувствовала, как вокруг моих запястий одна за другой обвиваются мягкие, но очень прочные шёлковые верёвки. Их на удивление быстро, искусно закрепили на моих запястьях. То же самое проделали со щиколотками, а верёвки где-то зафиксировали. Я оказалась прикована к своему месту, со слегка расставленными ногами. Путы для рук потянулись в сторону кровати, но двигаться я больше не могла – пришлось наклоняться.

Ковёр оказался почти перед самым лицом. Поза сделалась недвусмысленной: ноги расставлены, спина согнута, руки привязаны к кровати. Ковровые ворсинки почти касались моей груди, скрытой за полупрозрачной узорчатой материей. Я скорее не увидела и даже не услышала, а почувствовала, как мистер Калленберг прошёл по комнате.

Первый удар стека обрушился на меня внезапно во всех смыслах. Никакого предупреждения, никакого свиста рассекаемого воздуха. Он пришёлся даже не на ягодицы, а ниже, на бёдра. Чувствительная кожа вспыхнула – хотя и не сильно, но очень резко. Я коротко взвизгнула. Тут же постаралась подавить это в себе.

Ощущая лёгкую боль, которая распространялась по поверхности кожи, я попыталась отодвинуться, но верёвки держали крепко и беспощадно. Второй удар, чуть слабее первого, но всё равно внезапный, опять пришёлся по бёдрам. В этот раз я сдержалась – получился лишь приглушённый стон.

Мистер Калленберг сделал перерыв, мягко ступая по ковру, а потом ударил меня ещё раз. На этот раз лёгкой болью ягодицы – уж не знаю, как так вышло, но обе сразу. В этот раз я не вскрикнула и не застонала. Более того, от ягодиц эта боль стала распространяться вокруг, создавая странное ощущение – почти приятное…

Новый удар! И ещё! Один за другим они продолжали ритмично сыпаться на бёдра и ягодицы. Кожа вспыхивала, я больше не кричала, тем более что свободу действий ограничивали прочные путы.

Чем дальше, тем больше боль уступала место чему-то другому. На самом деле это странное ощущение даже нравилось. Или мне так только казалось? Ведь не может боль – нравиться.

Сколько ударов было всего, я не знаю. Иногда хозяин бил сильнее, иногда слабее. Без остервенения, без ярости. Боль перестала меня пугать. Тем более что чувствительность кожи усиливалась, и новые удары по тем же местам оказывались вовсе не мучительными. Скорее они даже были в чём-то приятны.

Я не знала, что происходит со мной. Могла бы удивляться себе, но сосредоточиться не получалось. Зато вместе со странным, изощрённым наслаждением расползался стыд. За себя, за свои ощущения, за всё происходящее.

– Что ж, пожалуй, достаточно.

Его слова звучали так, как будто за этим последует что-то другое. Но что, он не сказал. Значит, это не всё?..

Ответ пришёл без слов, когда я почувствовала, как с меня уверенными, проворными движениями тянут кружевные трусики. Я не испугалась и даже не попыталась сопротивляться: новое, неизведанное ощущение затягивало меня – вырываться не хотелось.