Но его ладонь уже накрыла грудь, и Алита застонала и выгнула спину, когда пальцы дразняще коснулись соска, погладили, слегка ущипнули. Теперь сердце колотилось так бешено, будто готовилось вырваться и убежать.
– Даже не надейся, – выдохнула Алита и призывно потерлась бедрами о его пах. Лефевр улыбнулся и снова приник к ее губам, а его ладонь уверенно двинулась ниже, прошлась по животу и скользнула промеж ног девушки. Вздрогнув всем телом, Алита автоматически попробовала сомкнуть бедра, но Лефевр не позволил этого сделать. Его пальцы стали двигаться в ней – то ласково и плавно, выныривая и едва касаясь складок влажной плоти, то, вдруг становясь властными и грубыми, проникали в самую глубину, и Алита подумала, что если эта пытка продолжится, то она просто умрет, не выдержав напряжения.
Это действительно был сон. Такого с ней просто не могло случиться наяву.
– Ты и правда инквизитор, – выдохнула Алита, когда Лефевр на мгновение оторвался от ее губ. – Это настоящая пытка.
– Взаимная пытка, – произнес он и вошел в нее резким, глубоким толчком.
Алита вскрикнула от неожиданности и подалась вперед; мир вздрогнул и куда-то поплыл, накрывая девушку томной слабостью, и Алита поняла, что теперь сможет только таять, растворяясь в ритмичных движениях Лефевра, наполняющих ее неведомым доселе тягучим удовольствием. Он словно мог читать ее мысли и ловить малейшие оттенки чувств, зная, чего именно ей хочется. Постепенно Алита перестала понимать, что происходит, не осознавала, что до крови впилась ногтями в плечи Лефевра, что стонет все громче и громче, выкрикивая его имя. А потом реальность взорвалась, рассыпаясь горячими осколками, и Алита обмякла на кровати, балансируя на грани обморока и чувствуя, как пульсирующие волны блаженства медленно растекаются по телу.
Через несколько мгновений Лефевр уткнулся ей в плечо влажным лбом и хриплым шепотом проговорил:
– Удивительный сон.
Потом они долго лежали обнявшись и не произнося ни звука, будто старались растянуть эти таинственные минуты настоящей близости, когда двое становятся единым целым. Казалось, даже время замедлило свой бег, чтобы позволить им запомнить друг друга навсегда, – но потом Алита выскользнула из рук Лефевра и, подхватив с пола сорочку, медленно пошла к выходу. В дверях она обернулась и сказала:
– Да, это и правда был удивительный сон.
Если бы Алита знала, как закончится завтрашний день, она бы, наверное, осталась.
Но она не знала.
Глава 5
Мико
Утром они отправились в главный отдел инквизиции – работать над портретом Мороженщика.
Лефевр проснулся совершенно больной и разбитый, словно ночь. грузил тюки в порту, а не занимался любовью с любимой женщиной. Утро выдалось серое и скучное, но, по счастью, без дождя – и ничего не говорило о том, что Алита совсем недавно была здесь. Что ж, они решили, что это был сон – значит, так тому и быть. В конце концов, Лефевр прекрасно понимал, что ему не следует рассчитывать даже на мимолетный роман. Влюбиться, привязаться, прирасти всей душой, чтобы потом…
Его мать, Хелена Лефевр, прожила в Сузе прекрасную жизнь, наполненную теплом, заботой и любовью. Муж обожал ее, ни разу не сказал дурного слова и хранил трепетную верность даже после того, как Хелены не стало. Но, несмотря на всю любовь и счастье, Хелена бросила бы все – и мужа, и детей, если бы у нее появилась возможность вернуться домой. Огюст-Эжен всегда это знал, хотя мать ни словом не обмолвилась о том, насколько тоскует по потерянной родине. Он признавал ее правоту – с горечью и сильной душевной болью, но признавал. Птицу можно посадить в клетку и поставить так, чтобы она видела цветущий сад, зеленые холмы и бойкие ручьи, чтобы солнце светило и ласкало теплом, а западный ветер приносил ароматы далеких лугов, – но это все равно будет клетка. Если ты любишь птицу, то не станешь держать ее в неволе. Ни за что не станешь.
Лефевр прекрасно понимал, что счастье Алиты не здесь и не с ним. В конце концов, она и так одарила его с невероятной щедростью.
Они встретились за завтраком, и Лефевр отметил, что Алита смотрит на него точно так же, как и всегда, словно ничего не произошло. Сон закончился, а присниться может всякое, и нельзя жить во сне, забывая о настоящей жизни. Восхитительные сырные кнафе с пряностями казались Лефевру безвкусными. Повариха бы обиделась на него за это.
– Что же дальше? – спросила Алита. Вот у нее был превосходный аппетит, да и выглядела она прекрасно и свежо. Она была хороша настолько, что Лефевр почувствовал тоску и непривычную для себя злость. – Если Мико из романа и ваш Мороженщик одно лицо, то как нам быть?
Она была права: если душа рвется и мечется, то нужно занять ее делом. Лефевр придвинул к себе кофейник и произнес:
– Сейчас позавтракаем и поедем в мой отдел. К книгам Винокурова наверняка делали иллюстрации?
Алита кивнула.
– И официальные, и фан-арт. Мико там тоже был. Этакий холеный красавец, но при этом полный сумасшедший.
– Сможете вспомнить, как он выглядел?
Алита усмехнулась. Презрительная гримаса еще долго не покидала ее лица.