— Ну, а если бы я, допустим, привез девушку во вторник, когда ваша больница дежурит по городу?
— В этот день мы были бы обязаны ее принять, — неохотно ответил на острый вопрос Левашов. — Но по вторникам у нас выходит специальная бригада, к которой я, кстати, никакого отношения не имею.
Они вернулись в приемный покой. Чурьянов, увидев, что Люба заснула, не стал ее сразу тревожить. Он разгладил рукой мятый халат, надел пальто, снял с вешалки шапку.
— Придется все же будить, — с сожалением произнес врач. — Нас ждут.
Теперь он старался не замечать Левашова. В ожидании их ухода хирург, надменно скрестив руки, застыл у темного проема окна. В тщательно выглаженном, без единой складочки белом халате, накрахмаленной голубоватой шапочке, на которой сбоку горел красный крестик, он, казалось, шагнул в эту будничную обстановку с рекламного медицинского плаката. Что касается шапочки, то сей щегольской головной убор подарил Виталию сосед по дому, два года проработавший урологом за границей. Шапочка стала предметом гордости Левашова и, как он считал, выделяла его из толпы, вызывая зависть всего женского персонала больницы.
Левашов вытащил из кармана пачку сигарет. Коротким щелчком выбил одну, закурил, выдыхая дым в полуоткрытую форточку. Весь его облик выражал крайнюю степень нетерпения, скрещенные руки с длинными пальцами нервно выбивали о подоконник понятную только ему мелодию.
Чурьянов наконец разбудил девушку. Она, прихрамывая, пошла к выходу, безразличная ко всему, так и не поняв, что же все-таки происходит, и почему в этой современной больнице не нашлось даже йода, чтобы смазать ее израненные ноги.
Врач «скорой», задержавшись на пороге, пристально, теперь уже не отводя глаз, посмотрел на Левашова. Тот с легкой гримасой, усмехнулся:
— Вы напрасно на меня обижаетесь, коллега. Ведь прекрасно знаете, куда надо везти вашу пациентку. В травмпункт, и только в травмпункт.
Чурьянов понял, что он не в силах, просто не имеет права, вот так спокойно, словно ничего не случилось, уйти и закрыть за собой дверь. Слабость и головокружение, подкравшиеся внезапно, заставили его опереться спиной о стену. Он глубоко вздохнул, розоватая пелена перед глазами пропала. Хлопнула дверь, девушка вышла, и тут он неожиданно нашел помощь в лице медсестры.
— Да что же у нас происходит? — вскрикнула она. — Оставляйте, доктор, Любашу в приемном. Я и сама сумею ей помочь…
Эти слова прервал протяжный гудок — «скорая» торопила Чурьянова.
— Нет уж, нет уж… — Было заметно, что врач сдерживает себя, чтобы не сорваться, не нагрубить. — Теперь как-нибудь сами управимся. Вам, сестрица, спасибо, а кое-кому вдвойне благодарен за привет и ласку. Жаль, время потеряно, но постараемся наверстать. Вот уж и зовут…
Не успел, однако, Чурьянов выйти, как в комнату стремительно вошел коренастый светловолосый парень в распахнутой куртке на меху.
— Вас по рации вызывают, — обратился он к врачу. — И диспетчер торопит, и милиция. Люба уже в машине. Ну как, все в порядке, можно ехать?
— Не совсем, Николай. Придется посетить ближайшую больницу, тут нам не очень-то рады.
— А чем эта плоха? — удивился вошедший. — Ведь время-то идет. У вас вызов, меня и Любу в милиции ждут.
Левашов отошел от окна, обернулся — видно, хотел что-то сказать, но не произнес, ни слова: перед ним стоял его однофамилец, водитель такси, который несколько часов назад подвез его к больнице. Где-то в его подсознании мелькнула надежда —: может, не узнает? Однако память у таксиста оказалась отличной. Он протянул Виталию руку, улыбнулся:
— Здорово, тезка, гора с горой… Вот довелось встретиться, второй раз за сутки. Нам без вашей помощи не обойтись. Сам ведь просил заезжать меня в любое время, если что случится.
— Так вы знакомы? — Пришедший в себя Чурьянов, уловил растерянность хирурга. — Впрочем, теперь это уже несущественно. Вот мы и заехали, Виталий Владимирович.
Стремительно распахнув дверь, он вышел из приемного покоя. Николай Левашов недоуменно осмотрелся по сторонам, пожал плечами и, кивнув однофамильцу, ответившему натянутой улыбкой, последовал за Чурьяновым.
10