Девушка, больница, ночь

Понятно, что по 03 трезвонили от скуки подростки, бывало и великовозрастные нетрезвые балбесы. И хотя диспетчеры научились «отсекать» добрую половину ложных звонков, но все-таки часть просачивалась сквозь сито их каверзных вопросов.

Ту девушку, Любу Снегиреву, пришлось везти в областную больницу. Пока там занимались ею, Иван Иванович успел обслужить два вызова, потом вместе с Любой и таксистом (фамилия его, волей случая, оказалась как у хирурга, о котором он старался не думать, — Левашов) поехали в райотдел.

— Большое спасибо, доктор, — сказал ему следователь. — И не извиняйтесь за задержку. Вы свое дело сделали, хотя, слышал, встретились с непредвиденными трудностями. Оставьте на всякий случай свои координаты.

На перекидном календаре он записал его телефоны, после чего отправил таксиста за судмедэкспертом, чтобы зафиксировать повреждения на теле девушки. Врачи «скорой» часто встречались с экспертами по ночам, обычно в случаях, связанных со смертью человека, либо подобных этой криминальной ситуации. Некоторых из них Иван Иванович знал в лицо.

…В опустевшей квартире было тихо. Жена на приеме в поликлинике, дочери в школе. Чурьянов разделся до пояса, зашел в ванную комнату. В зеркале он увидел не выспавшегося усталого мужчину со свежевыросшими редкими волосками на подбородке. Умывшись, он провел ладонью по шершавой коже. Собственное отражение (его второе «я») не вдохновило Ивана Ивановича. Он отправился на кухню, где на плите остывал традиционный завтрак спешащих на работу людей — яичница с колбасой, но не притронулся к нему, лишь выпил стакан тепловатого бледно-желтого чаю и прошел в спальню.

Сон, однако, не приходил. Обычно после дежурства он отключался быстро, едва только голова касалась подушки, а тут — ни в какую. Одолевали разные мысли: домашние заботы, дела на «скорой», учеба дочерей, предновогодние хлопоты, наконец, события прошедшей ночи. Все смешалось, кружилось хороводом, цеплялось одно за другое. Привычного чувства усталости и покоя не ощущалось. Он лежал с закрытыми глазами бесконечно долго, но, когда взглянул на часы, оказалось, что прошло всего пятнадцать минут.

Тогда Иван Иванович решил прибегнуть к испытанному, верному средству, которое применял редко, несколько раз в год. Он проглотил таблетку фенозепама, вдогонку ей послал столовую ложку меда, запив все это сухим вином. Он налил на глазок с пол — стакана, вино было ледяное, из холодильника, но уже с горчинкой, все-таки простояло больше двух недель с момента, когда у Чурьяновых в последний раз были гости.

Он лег в постель, и снова без успеха. Прошло еще какое-то время, прежде чем Иван Иванович осознал, что все его попытки в этой неравной борьбе тщетны. Слишком тяжело далась ему прошедшая ночь. Он взял какой-то журнал, вяло полистал его. Прочитал на последней странице что-то из иностранного юмора об английской пунктуальности, одолел детективный рассказ с банальным сюжетом об ограблении магазина собственным заведующим, который проворовался и решил инсценировать кражу. Однако сон — блаженнейшее из состояний уставшего человека, ускользал от Чурьянова.

И тут его осенило. Иван Иванович встал, набросил на плечи теплый шерстяной халат и пошел к телефону.

12

— Людочка, приготовь другой скальпель, этот уже не режет, скорее, рвет. — Бережной протянул правую руку к столику операционной сестры. В левой кисти его пойманным воробышком билась о ладонь поврежденная селезенка.

— Наложите зажим.

Левашов, стоящий напротив, опустил кохер вниз, щелкнул замком. Бережной на несколько секунд выпустив теплую кровоточащую ткань, быстрыми движениями осушил рану. Набухшая салфетка полетела в таз.

— Еще кровит, надо бы поближе к воротам. — Он отложил скальпель, переместил щупальца инструмента чуть левее и, выпрямившись, привстал на цыпочки.

— Так надежнее. Зажим на артерию.

Пережав сосуд, Сергей Леонтьевич локтем поправил сползшие очки и вопросительно взглянул на врача-анестезиолога. Молодая женщина, склонившаяся над аппаратом для наркоза, сообщила:

— Давление падает, но медленнее, чем раньше. Сейчас восемьдесят на шестьдесят. С дыханием тоже получше. Пожалуй, парень начинает выходить из шока.

Удалив размозженную селезенку, Бережной отошел от операционного стола и, пока анестезиологи налаживали систему для переливания крови, несколько минут отдыхал, прислонившись спиной к холодной стене. Воспаленные глаза перестали слезиться и начали отходить после яркого света ламп. Он повернулся к окну. За темно-синим стеклом все та же знакомая панорама. Пустынный больничный двор с белыми сугробами у забора, дальше, за другим забором, дачный кооператив с множеством домиков, покинутых до весны, еще дальше, рядом с берегом Волги, железнодорожные пути. В огнях промчался скорый на Санкт-Петербург, словно раздалась длинная, автоматная очередь трассирующими пулями.