Данте легко проводит ладонями по моей спине. Я льну к его прикосновениям, к его рукам, ощущая твердость его груди, и мне интересно, чувствует ли он биение моего сердца. Если да, то это лишь жалкие отголоски того, как я нервничаю на самом деле, как я взволнована.
Звёзды ярко сияют над нами, и я никогда не видела более романтической обстановки, чем эта. Перед глазами встают строчки, которые я напишу Бекке:
И затем я слышу голоса.
Но я действительно слышу голоса. Я всё ещё сижу и слышу их, и Данте тоже.
Откуда-то из глубины лодки доносятся голоса.
— Здесь кто-то есть? — спрашиваю я. — Это экипаж или…
Данте качает головой.
— У яхты есть экипаж, но так как мы никуда не плывём, то их не должно быть здесь сегодня вечером. Мы должны быть здесь одни.
Мы шепчемся, и я задаюсь вопросом, что нам делать дальше. Я знаю, что охрана Данте находится возле лодки, и впервые это успокаивает — я рада, что они здесь. Где-то рядом. Где бы они ни были.
Данте встаёт и тянет меня за собой. Затем он бесшумно босиком крадётся к дверям, ведущим на корабль. Я иду за ним тихо, как мышь, и могу только надеяться, что никто не услышит, как колотится моё сердце. Потому что это так. И оно стучит не в хорошем смысле, как это было мгновение назад.
Мы пробираемся в столовую как раз в тот момент, когда две темные фигуры врываются в двери на другой стороне комнаты.
— Стоять! — кричит Данте.
И две фигуры останавливаются.
— Данте?
Это голос Мии.
Какого чёрта?
— Мия? — Данте звучит так же удивленно, как я себя чувствую.
Он включает свет, и мы видим Мию и Винсента, смущенных и виноватых, раскрасневшихся и растрепанных. Я сразу же задаюсь вопросом, какого чёрта они здесь забыли, и по ярко-красному румянцу, залившему щеки Мии, понимаю,
— Ммм, — я не знаю, что сказать. И, похоже, Данте тоже.
— Что вы тут делаете, ребята? — наконец, спрашивает он. В его голосе нет злости. Лишь любопытство.
— Прости, Ди, — отвечает Мия, её голос искренний и извиняющийся. — Мы хотели побыть в тишине. Мои родители взяли
Данте на мгновение замолкает. Но потом он улыбается.
— Всё в порядке. Просто спрашивай в следующий раз, хорошо? Мне бы не хотелось случайно ударить тебя по голове, думая, что ты незваный гость.
— Я слишком сексуальна, чтобы быть незваным гостем, — заявляет Мия. Напряжение спадает, и все смеются вместе с ней. — Что? — требует она. — Зелёные пряди — это сексуально! — и поправляет пальцами свои волосы с зелёными прядками.
Часть меня невероятно и безумно разочарована тем, что мы больше не одни. Я думаю об этом, когда мы выкладываем содержимое нашей корзины для пикника на массивный обеденный стол, и делим его между всеми.
На четверых.
А другая часть меня слегка облегчённо выдыхает.
Совсем чуть-чуть.
Потому что я знаю, что, вероятно, произошло бы сегодня вечером на подушках под звёздным небом.
И, несмотря на то, что я готова к этому, я немного боюсь.
Потому что я девственница.
Но всё разрешилось хорошо. Сидя вокруг одного конца огромного стола, мы смеёмся, шутим и узнаем Винсента, и это похоже на небольшую вечеринку. Мы едим дорогой сыр, хлеб и пьём вино, которые Данте привез с собой вместе с оливками, конечно же, и маленькими бутербродами, нарезанными треугольниками.
Я также замечаю, что вино не принадлежит винодельне Конту. Данте получает за это очко. Даже два. Но это не компенсирует тот факт, что он позволил Элене поцеловать себя. Он потерял
— Почему ты выглядишь как кошка, укравшая канарейку? — спрашивает меня Винсент. Он сидит рядом со мной, а Данте и Мия увлечены оживлённой беседой о плюсах и минусах 3D фильмов. Я понятия не имею, как они пришли к этой теме, потому что я витала в своих мечтах. — Риз?
Винсент возвращает меня с небес на землю. Я смотрю на него.
— Прости. Что?
— Ты была в своём маленьком мире, — Винсент тянется за ещё одним маленьким бутербродом. Я ненадолго представляю себе, как Данте кормит меня этим маленьким сэндвичем. В конце концов, мы должны были остаться здесь наедине.
— Знаю, — отвечаю я Винсенту. — Прости. Я не хотела быть грубой. Я просто думаю о своём лете. Жизнь здесь отличается от моей жизни в Америке. Ты родился и вырос в Кабрере?
Я горжусь собой за то, что могу вести вежливую беседу и вырваться из сладких грёз. Это настоящий подвиг, и, если уж говорить, я делаю это изящно.
Винсент кивает, затем делает большой глоток дорогого вина. А затем ещё один, осушая бокал.