— У меня была веская причина прийти, — сообщает он. — Ну, две веских причины. Первая — бутылка воды. И вторая — пригласить тебя на свидание. Не хочешь поужинать со мной сегодня вечером? Наедине?
Наедине? Замечательная идея!
Мы не были наедине с тех пор, как Данте вышел из больницы. Маринетт была практически тенью Данте в течение последних двух недель, беспокоясь о нём, как маленькая курица-наседка. Даже Дмитрий приезжал несколько раз. Он чувствовал себя ужасно из-за того, что не смог сам забрать Данте из больницы. Каждый вечер мы ужинали в главной столовой с другими обитателями дома.
Слава-богу-настоящее-свидание было бы потрясающим. Я киваю.
— С удовольствием. Куда мы едем?
— Мы встретимся здесь, — говори Данте. Я изо всех сил стараюсь, чтобы моё лицо не выглядело поникшим. Как мы окажемся тут наедине? Но Данте замечает выражение моего лица и смеётся. — Доверься мне, — говорит он. — Увидимся после работы, ладно? Встретимся на террасе в 18:00?
Я киваю.
— Хорошо. Я буду здесь.
Он ухмыляется.
— Думай обо мне сегодня днём.
«
— Может быть, — произношу я вслух.
Он снова ухмыляется и исчезает за дверью, схватив бутылку воды из холодильника. Я чувствую его запах, витающий в воздухе, даже после того, как он ушёл, и вдыхаю его. Мия качает головой.
— Вы, ребята, отвратительны, просто чтоб вы знали, — говорит она мне.
— А ты нет? Ты и твоё влюбленное нытьё из-за Винсента?
— Это не влюблённость, — замечает она. — Это элементарная похоть. Давай говорить начистоту, Канзас.
Я качаю головой и пытаюсь думать о чём-нибудь другом, чтобы отвлечься. В противном случае, это будет очень долгий день. Кажется, до шести вечера ещё целый месяц. Я отправляю несколько сообщений маме, Бекке и бабушке. Потом улыбаюсь ещё нескольким туристам. И всё это заняло всего двадцать минут.
Святые обезьянки. Забудьте. Кажется, до шести вечера ещё
Но время неизменно бежит вперёд, даже если я сгораю от нетерпения, нервничаю и волнуюсь.
Ровно в пять вечера мы с Мией закрываем магазин, запрыгиваем в гольф-кар, и она высаживает меня около дома.
— Позвони мне после твоего свидания, — говорит она со злобной усмешкой.
— Позвони мне после
Что надеть на таинственное свидание? Я роюсь в шкафу. С тех пор как я перебралась в дом Данте, я ходила по магазинам всего пару раз. И маминой кредиткой я тоже не пользовалась. Я пустила в ход свою зарплату из сувенирного магазина. А так как здесь все мои потребности с лихвой удовлетворяются, то мне не нужно ни на что тратиться, кроме одежды. Да это просто мечта любой девушки!
Я выбираю шорты и белую блузку с широким вырезом и рукавами-фонариками. Думаю, если бы это было официальное свидание, то Данте предупредил бы меня об этом. Или прислал бы мне официальный наряд, как сделал это в прошлый раз.
— Позволь мне уложить твои волосы, ma ch'erie (
Я снова поражаюсь её размерам. Она такая крошечная, словно маленькая фея с серой кичкой на голове. Рядом с ней я чувствую себя амазонкой.
— У тебя сегодня вечером особенное свидание с господином Гилиберти, не так ли?
Маринетт улыбается мне своей морщинистой улыбкой, берёт щетку и усаживает меня на кровать. Она опускается рядом и расчёсывает мои волосы. И я закрываю глаза. Уже очень давно никто не расчёсывал мне волосы. Это приятно.
— Я не знаю, куда мы собираемся пойти, — говорю я ей. — Это секрет. Или сюрприз, наверное.
Маленькие жилистые руки Маринетт пробегают по моим волосам, нащупывая спутанные пряди.
— О, не волнуйся, малышка, — отвечает она. — Господин Гилиберти очень внимательный. Он всегда был таким. В этом он похож на своих родителей.
— Вы знали его мать, — ко мне приходит осознание, и я поворачиваюсь к ней лицом.
Маринетт кивает.
— Ах, да, знала. На земле нельзя было найти более нежной женщины, чем Даниэлла.
Даниэлла.
Значит, они назвали свою лодку в
— Какой она была? — спрашиваю я. — Я интересуюсь только потому, что мне грустно, что Данте не знал её лично. Не представляю, каково это. И я очень рада, что у него были вы, Маринетт.
Она практически расцветает от моей похвалы.
— Даниэлла была очень нежной душой. Свободной, такой прекрасной и доброй. И она не могла дождаться рождения Данте. Она ждала этого каждый день своей беременности. То, что произошло, было трагедией. Мне было приятно наблюдать, как он растет, — задумчиво говорит она, глядя мимо меня. — Он был таким хорошим мальчиком. Он был солнечным и жизнерадостным с самого рождения, совсем как его прекрасная мать. Он стал хорошим человеком. Я горжусь им. И я не хочу, чтобы ему было больно. В его жизни и так было слишком много боли.
Тон Маринетт стал суровым, и я смотрю на неё с удивлением. Последние слова были адресованы мне?