Девушка для Данте (ЛП)

— Ты никогда их не пробовала? — пренебрежительно спрашивает Элена. Я даже не сразу понимаю, что она стоит рядом. — Как такое вообще возможно?

Я холодно смотрю на неё.

— Я выросла в центре Соединенных Штатов, в тысяче миль от ближайшего океана. Не так-то легко найти там свежие морепродукты.

— Ах, точно, — Элена делает вид, что только что вспомнила об этом. — Ты же маленькая фермерская девчонка. У вас нет изысканной культуры. Добро пожаловать в Кабреру, дорогая.

Она взмахивает рукой в широком, снисходительном жесте, и я очень хочу сломать её прямо сейчас. Я имею в виду её руку.

— Просто рядом нет океана.

Я поворачиваюсь к ней спиной и сажусь на пустое место рядом с Данте. Я удивлена, что Элена ещё не сидит там, но я пытаюсь выбросить её из головы, когда снимаю обувь и запускаю пальцы ног в мягкий песок.

Данте бросает на меня взгляд, засовывая крабовую ножку между ореховыми крекерами. Он хрустит, и я съёживаюсь от ужасного звука. Зачем кому-то это есть?

— Ты, правда, никогда не пробовала крабовые ножки? — спрашивает он с сомнением, как будто это не может быть правдой.

— Нет, — подтверждаю я. — Никогда.

— Ну, тогда, мой маленький Подсолнух, угощайся, — произносит он.

Я вздрагиваю от этого прозвища. Он шутит надо мной?

Я смотрю на него, и не похоже, чтобы он шутил. Он занят вытаскиванием тягучего белого мяса из сломанных крабовых ног. Он просто пытался быть милым.

«Это было сказано с нежностью, ты, идиотка», — говорю я самой себе. Так что же это значит? Я начинаю влюбляться в него? И прихожу в восторг даже от его слов?

— Вот, попробуй, — указывает Данте, протягивая мне кусочек краба на маленькой вилке, с которой капает растопленное масло. Я изучаю его мгновение, и Данте закатывает глаза.

— Просто попробуй, — говорит он. — Оно же не укусит тебя.

Я позволяю ему опустить вилку мне в рот, ожидая попробовать кусочек рая, как это было, когда пробовала мороженое.

Но нет.

Это, безусловно, не то, что я чувствую.

Совсем не похоже на рай.

На вкус как мёртвая рыба, вот что это.

Я стараюсь не выплевывать его, вместо этого концентрируюсь на жевании ненавистного куска мяса. Данте смотрит на моё лицо, а потом умирает от смеха.

— Могу предположить, что тебе оно не нравится? — спрашивает он, его лицо светится, как рождественская ёлка. Он протягивает мне салфетку.

Я выплёвываю в неё краба и складываю пополам, затем снова пополам. Данте протягивает руку, я неохотно передаю ему пережёванную тушу краба, и он бросает её в мусорный бак. Они даже додумались принести мусорные баки? Они вообще подростки или кто?

— Всё нормально, — говорит он. — Я думаю, что, возможно, к этому вкусу нужно привыкнуть. Тогда исключаем устриц из списка, так как к их вкусу тоже нужно привыкнуть. Ты когда-нибудь их пробовала?

Я качаю головой.

— Нет, если только не считать горных устриц. Хотя они, конечно, не имеют ничего общего с настоящими устрицами.

— Горных устриц? — он выглядит растерянным.

Я краснею, и Данте сразу же становится интересно.

— Что? Что не так? Что такое горные устрицы?

Я сомневаюсь. Затем решаю, что я уже достаточно большая девочка и могу это объяснить. Срань Господня. Я не могу быть ребёнком. Я могу сделать это, не краснея. Могу.

— Горные устрицы — это бычьи шары. Бычьи яйца, если хочешь быть точным. Я случайно попробовала их, когда Коннор и Квинн обманом заставили нас с Беккой съесть их на родео.

Я краснею. Мои щеки раскалены до предела.

— Родео?

Данте выглядит одновременно заинтересованным и потрясённым, при этом чувствуя отвращение к идее съесть бычьи яйца.

— Это спортивное мероприятие, — говорю я ему. — Я могу рассказать об этом позже. Здесь есть ещё что-нибудь съедобное?

Данте оглядывается по сторонам и с сожалением качает головой.

— Мне жаль, но нет. Это вроде традиции. Мы готовим свежие морепродукты ночью на пляже. Наши родители и родители наших родителей делали это. И так далее. Мы недостаточно цивилизованны, чтобы приносить хлеб или что-то ещё, — улыбается он и касается моей руки.

Я чувствую жар от его прикосновений ещё долго после того, как теряю контакт с его рукой.

Идеальный отпечаток его ладони красуется на моей руке.

Хотела бы я, чтобы он остался тут навсегда.

— Ты готова? — спрашивает Данте в тоне, который предполагает, что он повторяет сказанное.

— Что? — Я тупо смотрю на него.

Он терпеливо смотрит.

— Ты готова идти? Я найду что-нибудь съедобное для тебя на кухне Дворца.

— О. Мы не должны уходить так скоро. Мы можем поесть, когда вернемся. Ничего страшного.

Данте оглядывается, и я слежу за его взглядом.

Рядом на песке две девушки сидят, прислонившись друг к другу. Похоже, они готовы потерять сознание в любой момент. Группа парней в плавках переместились к воде и, крича, рассекают в холодных волнах. Гевин занят, пытаясь добиться миниатюрной блондинки, которая все ещё кажется немного трезвой, и звук пьяного смеха раздаётся в ночи вокруг нас. Кажется, мы здесь единственные два абсолютно трезвых человека. Я нигде не вижу Элену.

— Я готов, — говорит Данте.

Тогда я понимаю, что не видела в его руках никаких напитков весь вечер.

— Ты не пьёшь?