Девушка и Рой (СИ)

Волна молчаливых хищников надвигалась подобно цунами, грозя снести застывших посреди пустыни людей. И лишь когда расстояние между ними сократилось вдвое, копошащаяся масса чёрных тел сначала остановилась, продемонстрировав жутковатую скоординированность, после чего как будто распалась на составные части, перестав казаться одним гигантским существом, со множеством когтистых лап и клешней. В движении эти существа были слишком стремительны, проворны и многочисленны, чтобы их рассмотреть. Однако теперь, когда они наконец-то остановились, Элеонора поняла, что сталкивалась с этим подвидом и раньше.

Похожие строением тела на ящериц, но покрытые хитином как насекомые они обладали вытянутыми треугольными мордами и шестью парами конечностей, две из которых использовали для передвижения, а третью – торчавшую из спины на манер серпообразных клешней – чтобы атаковать врагов. Их длинные, шипованные хвосты извивались в пыли словно огромные многоножки, а мёртвые чёрные глаза, поблёскивавшие в разрезах по бокам морды, под защитой мощных рогов, напоминали кусочки отполированного оникса. И каждый раз, когда Элеонора останавливала взгляд на одном из существ, в их глазах как будто вспыхивала искра разума. Устремлённые на неё взгляды становились осмысленными, как будто кто-то наблюдал за ней через них. Сей факт не укрылся от её внимания, однако в тот момент девушку больше беспокоили не глаза, а игловидные зубы «встречающих».

Окружённые толпой кошмарных созданий люди торопливо приступили к церемонии бракосочетания, на выполнении которой настаивал Рой. Белый как мел капелла́н{?}[Капелла́н (от лат. capella – капелла) – католический священник, состоящий при армиях некоторых государств.], провёл сокращённый её вариант, запинающимся голосом бормоча что-то о вере, долге, слиянии противоположностей и лучшем будущем, основой которого станет этот союз. Элеонора не была уверена – услышанное влетало в одно ухо и вылетало из другого, не задерживаясь в памяти. Практически всю церемонию она провела в каком-то странном, диссоциативном состоянии, думая только о том, как бы выдержать это. Девушка встрепенулась только раз, когда священник сказал:

— Если кто-нибудь здесь знает причину, по которой эти двое не могут соединены священными узами брака, пусть говорит сейчас или молчит вечно, – стоило прозвучать этим словам, как Элеонора замычала из-под липкой ленты, из последних сил сопротивляясь судьбе, но один из конвоиров ударил её в живот, приказав капелла́ну пропустить данную часть и поскорее завершить церемонию.

Это было подло, но по-крайней мере «жениху» не предложили поцеловать её. Одна мысль о том, что ей придётся вступить в близкий контакт с кем-то из существ, выстроившихся вокруг сплошной, монолитной стеной, повергала девушку в состояние близкое к истерике. К счастью сопровождающие оказались достаточно милосердны, чтобы избавить несчастную от столь травмирующего опыта.

Но не от её ужасной судьбы. Стоило священнику объявить их мужем и женой, как в боку Перевозчика (так Элеонора окрестила про себя это исполинское существо) открылось пульсирующее отверстие. По мягким тканям как будто прошла рябь, порождёнными волнообразными движениями скрытых внутри мышц. Рубчатые края разошлись, открыв тёмный вход, напоминавший какую-то клоаку.

Поняв, что это конец, девушка предприняла последнюю отчаянную попытку вырваться, но была остановлена солдатами. Сопротивляющуюся её подтащили к тому, что условно можно было назвать шлюзовой камерой и, освободив от стяжек и клейкой ленты, втолкнули внутрь. Последнее, что видела Элеонора перед тем, как роговые створки отрезали её от внешнего мира, это кучка людей, спешащих к транспортнику. Им было явно не по себе в окружении полчищ опасных тварей. Поэтому выполнив задание они не сговариваясь поспешили прочь, игнорируя крики и плачь девушки, в кровь разбивавшей руки о твёрдую преграду хитиновой брони.

========== В кишках у левиафана. ==========

Элеонора не помнила, как долго надрывалась так в темноте, но даже сейчас, от воспоминаний об этом, по её щекам бежали горькие слёзы. Время потеряло своё значение. Превратилось в абстрактную величину, не поддающуюся количественному измерению. Реальным осталось только горе, заставлявшее девушку плакать во тьме, роняя слёзы в лужицу скапливающейся на полу жидкости. Она могла бы, наверное, прореветь весь день, если бы не раздавшийся за спиной звук. Влажный и чавкающий, он мог бы показаться смешным и даже пошлым, если бы не зловещая атмосфера этого места. К тому же одновременно со звуком в камеру хлынул ещё и свет.