Девушка и скрипка. Жизнь на расстроенных струнах

У меня были и личные мотивы. Игра в квартете дала бы мне возможность поддерживать пальцы в форме. Партия первой скрипки требует очень хорошей техники — не такой, как сольный репертуар, конечно, но выматывает не меньше. Тут другие требования, и другая манера исполнения. И задачи совсем другие. А значит, я буду учиться, учиться вместе с новой скрипкой. Для нас с ней это чудесная возможность узнать друг друга получше, определить слабые и сильные стороны, понять, как мы будем вместе играть. Но дело было не только в этом. Хорошее камерное исполнение завязано на взаимодействии с другими музыкантами. Ты — лишь один из четверки, ты не солист. Все четверо — отдельные элементы, но элементы одной мозаики. А я к тому же не с профессиональным квартетом играла, а с ребятами, едва закончившими школу. Все складывалось, как нельзя лучше. Все, что я упустила в школе и колледже, можно было наверстать сейчас. В студенческие времена у музыкантов была мода на такие квартеты. Они не концертировали, играли просто ради удовольствия. А мне этого никогда не позволяли. У меня же карьера, куда там! Всякий раз, стоило мне намекнуть учителю, что я тоже хочу сыграть в квартете, на меня сразу же выкатывали бочку, нельзя, мол, ты солистка. У тебя совсем другое предназначение. Играй сольно или вообще не играй! А теперь давить на меня было некому, сцена не требовала от меня сольных выступлений, я могла принимать решения сама и сама выбирать свой путь. Да, я была самой опытной в нашем квартете, но играла я с ними совсем не потому. Мне хотелось вкусить студенческой жизни, которой меня лишили когда-то. Ребенком мне уже не стать, но в студенческие времена я могла вернуться. Просто ради удовольствия.

Конечно, в итоге этот квартет стал значить для меня намного больше. Я как будто родилась заново. Я все ощущала по-новому — во второй раз и в то же время впервые. Было так здорово испытывать то, чего никогда не испытывал прежде. Я заново приспособилась к скрипке. Для нас обеих и этот мир, и этот жанр — все было внове. Так же было с моей утерянной скрипкой, когда мы с ней впервые шагнули во взрослую жизнь. С юным квартетом я вступала в новый этап, мы со скрипкой вступали в него вместе. Я смогла узнать свой инструмент поближе, научилась ценить его. Мне нужно было познакомиться с ним, изучить его черты — и вот теперь я была готова к этому. Без квартета мы бы не сблизились. И от того, что игра в квартете сложна с технической точки зрения, у меня не осталось времени горевать по прежней скрипке. Мне нужно было сосредоточить все внимание на новой.

Возникла новая, странная для меня движущая сила. С одной стороны, я была неотъемлемой частью коллектива и сливалась с тремя остальными музыкантами, но с другой — обрела собственную индивидуальность: я больше не была Мин-вундеркиндом, я стала Мин-музыкантом. В этом было что-то освежающее, естественное и в то же время неожиданное. Во многих программах выступлений меня до сих пор подписывали именем моей предшественницы. У меня не было даже имени, но кому какая разница? Я была просто частью квартета. У квартета было название, а я была частью названия — вместе со вторым скрипачом, альтом и виолончелью. И достаточно. Больше никому ничего знать не нужно.

Мы проехались с турне по Шотландии. Все члены квартета учились в Ганновере, в Германии, и я часто летала с ними туда. Мы путешествовали все вместе, и это, как ни странно, давалось мне сложнее всего. Я привыкла путешествовать в одиночестве, я сама организовывала поездки и подолгу оставалась одна. Но когда ты — часть квартета, все становится общим. Иногда мы даже ели одну и ту же еду, представляете?

Мы часто играли Шуберта. Мне было нелегко, и хотя я была рада вернуться к музыке, но мое сердце разрывалось от боли, а Шуберт как нельзя лучше выражал все, что скопилось у меня на душе — слезы, горе и счастливые воспоминания. Одну композицию мы исполняли чаще других. «Смерть и девушка». Шуберт написал ее в 1826 году, вскоре после «Розамунды». Эти два произведения были совсем разными. «Розамунда» легкая и нежная, а в «Смерти и девушке» лиризм смешан с мучительной безнадежностью и отчаянием. В 1824 году у Шуберта случился рецидив сифилиса. Он понимал, что жить ему осталось недолго и что вскоре болезнь его доконает. «Представьте себе человека, — писал он, — чье здоровье уже невозможно поправить, человека, который от отчаяния вредит себе еще больше. Представьте себе человека, чьи мечты обратились в прах». Шуберт и раньше писал пьесы, в основу которых ложились песни с драматическим сюжетом, но «Смерть и девушка» — особенное произведение. В нем смерть приходит к невинному и юному созданию.