— Слушай дальше. По всей видимости, выполняя просьбу Степы-шутника, Богдан наведывался к Вараксину и то ли обронил эту бумажку, то ли умышленно в коридоре бросил. Я подобрал. Хотел передать Глебу, но тот находился в таком запое, что выглядел болван болваном. Пришлось припрятать письмецо с расчетом на лучшее время. Спрятать-то спрятал, да и забыл про него. Ты вот, заговорив о собутыльниках, напомнил.
— Кто еще к Глебу приходил в последние его дни? — спросил Слава.
— Разная бродяжня, как в этой цидуле написано. Кто раздобыл бутылку, а выпить негде, тот и заруливал сюда. С бутылкой Глеб принимал всех без разбора. В основном, среди гостей, по моим приметам, были дружки Степы. Но, бывало, и незнакомые для меня заглядывали. Обрисовать их внешность не могу. Глаза на старости лет слабеют. Людские лица с трудом различаю.
— Может, внук ваш что-то конкретное скажет?
— Очень ценная мысль! У внука глаз как алмаз. За сноровку наблюдать и помнить увиденное я Штирлицем его называю. Ничего, не обижается. Только сразу начинает по-немецки лопотать, а я, грешный, из этого языка на Отечественной войне освоил всего лишь: «Хенде хох!», «Гитлер капут!» да «Тринкнем шнапсу».
Слава засмеялся:
— Не много.
— Да, маловато, — согласился Окушко и, высунувшись в окно, крикнул: — Венька!..
Звонкие переливы гармоники не утихли. Вздохнув, старик повысил голос:
— Штирлиц!!!
— Вас ист дас, гросфатер? — разом оборвав мелодию, откликнулся внук.
Окушко обернулся к Голубеву:
— Слыхал, как ловко протарабанил? Наверное, выпалил: «Чего орешь на всю улицу?»
Слава опять хохотнул:
— Нет, спросил: «Что, дедушка?»
— Ишь ты… — старик снова высунулся в окно. — Иди-ка домой, Веня!
— Подожди, еще немного поиграю.
— День большой, после наиграешься. Иди скорей. Интересный разговор к тебе есть.
Внук Окушко оказался действительно развитым парнем с собственным мнением и цепкой памятью. На все вопросы Голубева Веня отвечал солидным юношеским баском уверенно и смело. По его словам, с Вараксиным он жил мирно. Ни трезвый, ни пьяный Глеб к нему никаких претензий не предъявлял. Если кто-то из рэкетиров «наезжал» на пацанов, с которыми Веня мыл машины или сдавал винкомбинату бутылки, то Вараксин быстро ставил нахалов на место, и те «поджимали хвосты, будто нагадившие щенята». Чтобы отблагодарить Глеба за такую услугу, однажды пацаны, сбросившись, предложили ему пятьсот тысяч, но Глеб ни рубля не взял. Ответил со смехом: «Шнурки, не делайте из меня коррупционера-взяточника. У меня есть другие источники дохода».
— И какие же это «источники» были? — спросил Голубев.
— На тему доходов я с Глебом не разговаривал, — солидно ответил Веня. — Знаю только, что один парень ежемесячно платил ему по триста пятьдесят тысяч.
— За что?
Веня усмехнулся:
— Ну, это ж коммерческая тайна.
— А откуда узнал?
— В конце февраля, когда Глеб уже не работал шофером, он попросил меня сбегать к гастроному «Под часами», который на Красном проспекте. Там, мол, будет стоять «Рено» белого цвета. Скажешь, что ты мой порученец, и принесешь мне получку. Я мигом сгонял туда. Сидевший в машине парень без слов передал для Глеба одну пятидесятитысячную и три стотысячных кредитки. Потом точно так же бегал я в середине марта и в начале апреля.
— В лицо запомнил того парня?
— Само собой.
Голубев разложил на столе, как игральные карты, десяток фотографий:
— Посмотри внимательно. На этих карточках его нет?
Веня довольно быстро ткнул пальцем в фотографию Тимофея Шерстобоева:
— Вот он.
— Не ошибаешься?
— Здесь нечего ошибаться. Точно он.
— А еще никого не узнаешь?
— Еще… — Веня нахмуренным взглядом обвел все фотографии и показал на снимок Копалкина. — Еще вот этого два раза видел у Глеба.
— Когда?
— В начале апреля, посылая меня за деньгами, Глеб сказал, что ждет в гости бывшего сослуживца, и попросил, как только возьму у парня деньги, купить две бутылки водки, буханку хлеба и килограмм «Любительской» колбасы. Когда я все это принес, гость уже сидел в комнате Глеба. Федькой его Глеб называл. Они сразу стали бухать. Вараксин закейфовал круто, а Федька слегка завеселевшим ушел.
— О чем они разговаривали?
— Я же не выпивал с ними.
— А второй раз когда Федька у Вараксина гостил?
— Вечером в тот день, когда Глеб попал в автодорожную аварию.
— Опять выпивали?
— Нет. Федька оставил Глебу литровую бутылку водки и унес от него в рюкзаке разобранный автомат Калашникова.
— Самый настоящий? — сделав удивленные глаза, спросил Голубев.
Веня усмехнулся:
— Понятно, не игрушечный.
— Интересно, как ты определил, что в рюкзаке автомат, а не что-нибудь другое?
— Я каждую неделю очищал комнату Глеба от пустой стеклотары. Этого добра у него скапливалось видимо-невидимо. Однажды стал доставать из-под койки закатившуюся туда пивную бутылку и увидел солдатский рюкзак с какими-то железяками. Глеб в это время на кухне жарил картошку. Я из любопытства заглянул в мешок и все понял. Даже на автоматном прикладе прочитал выжженную надпись «Алтай».
— Может, Федька с другим рюкзаком ушел?