Девушка из Дании

За несколько недель до их отъезда в Ментон Лили начала появляться без предупреждения. Грета уходила из Вдовьего дома по делам, а когда возвращалась, находила Лили стоящей у окна в расстегнутом на спине платье. Она помогала Лили завершить туалет, надевала ей на шею ожерелье из янтаря. Грету каждый раз поражало это зрелище: полуодетый муж в незастегнутом платье, открывающем бледные плечи. Она ничего не говорила по этому поводу ни Эйнару, ни Лили и всегда тепло принимала Лили как забавную подругу-иностранку. Напевая себе под нос или делясь свежими сплетнями, Грета помогала Лили обуться, наносила на подушечку пальца духи, а потом нежно проводила его кончиком за ушами Лили, касалась внутренней стороны ее локтя. Ставила Лили перед зеркалом и шептала – тихим, интимным голосом жены, лучше всех знающей своего мужа: «Вот так, так… очень красиво».

Все это Грета делала с искренним рвением, будучи убеждена, что может отречься от кого угодно в целом свете, кроме собственного мужа. То же самое было с Тедди. Грета ссорилась с матерью, перечила отцу и плевала на всю Пасадену и Копенгаген вместе взятые, но при этом хранила в душе неиссякаемый запас терпения в отношении любимого мужчины. Она не задавалась вопросом, почему позволила Лили войти в их жизнь. Что угодно, лишь бы Эйнар был счастлив, говорила себе Грета. Все что угодно.

Однако эта же преданность, так свойственная Грете, иногда оборачивалась против нее самой. После тайных встреч Лили и Хенрика Грета взялась сопровождать Лили в прогулках по улицам Копенгагена. Лили говорила, что порвала с Хенриком и больше никогда с ним не встретится, но Грета знала, что найдутся десятки других мужчин, которые засыплют ее комплиментами, так что она, раскрасневшись от смущения, упадет в их объятья. Поэтому теперь Лили и Грета под ручку прохаживались в парке вдоль живых изгородей. Цепкий взгляд Греты скользил по дорожкам, выслеживая потенциальных ухажеров: она прекрасно знала, какие чувства Лили с ее влажными карими глазами способна вызвать в молодых датчанах. Однажды Грета сфотографировала Лили у ворот замка Розенборг: стройные кирпичные стены за ее спиной казались размытыми и выглядели слегка угрожающе. В другой раз Лили привела Грету в кукольный театр и сидела там среди детей, с таким же серьезным лицом и жеребячьи-тонкими ногами, как у них.

– Грета? – снова позвал Эйнар. Он опирался на стойку с платьями, китайская ширма валялась на диване. – Ты не будешь против, если к нам приедет Лили?

Грета стала поднимать ширму. Со дня их приезда во Францию она не подходила к мольберту. Она пока не встретила никого, кто бы заинтересовал ее в качестве модели для портрета. Погода была пасмурная и сырая, поэтому краска сохла плохо. За летние месяцы Грета постепенно начала менять свой стиль: теперь она чаще использовала яркие цвета, особенно все оттенки розового, желтого и золотого; более жирные линии, более крупный масштаб. Для нее самой это было внове, поэтому приступить к следующей картине она долго не решалась. Она уже не ощущала прежней уверенности. Радостные широкие мазки и пастельные тона, характерные для ее последних полотен, требовали от Греты внутреннего восторга, а ничто не приносило ей большего счастья, чем возможность создавать портреты Лили.

Грета обдумывала идею написать Лили в полный рост на балконе: ветерок ласково треплет ее волосы и подол домашнего платья, мелкие коричневые розочки на ткани сливаются в прелестный неясный узор, выражение Лили – точь-в-точь такое, как сейчас на лице Гретиного мужа: жарко-взволнованное, напряженное; покрасневшая кожа туго натянута, как будто вот-вот лопнет.

* * *

Грета и Лили направлялись в ресторан «Орхидея», расположенный на набережной Бонапарта. Ресторан славился кальмарами, тушенными в собственных чернилах, – по крайней мере, так писал Ханс, предлагая сегодняшнюю встречу. Магазины и лавки уже закрылись. У обочин тротуаров были выставлены мешочки со вчерашним мусором. Часть камней в булыжной мостовой, изъезженной автомобилями, расшатались.

Письмо Ханса лежало у Греты в кармане, и, вместе с Лили шагая по улице Сен-Мишель в направлении гавани, она теребила его уголок обручальным кольцом. Милый датский обычай носить обручальное кольцо на правой руке пришелся Грете весьма кстати. Вернувшись в Данию вдовой, она поклялась никогда не снимать гладкое кольцо из золота, подаренное Тедди Кроссом. Когда Эйнар тоже преподнес Грете колечко, тонкий золотой ободок, она растерялась, не в силах заставить себя снять кольцо Тедди, ведь, глядя на него, она думала о первом муже, вспоминала, как тот неуклюже рылся в карманах, нащупывая черную бархатную коробочку. А потом Грета сообразила, что кольцо Тедди снимать не придется, и стала носить оба, часто рассеянно крутя на пальце то одно, то другое.