Девушка из его прошлого

– Но очень скоро я понял, что сильно переоценил свои шансы и что мне придется немало потрудиться, чтобы тебя завоевать, потому что в тебе нет ничего легкого. Поэтому, когда ты подпустила меня к себе, все стало особенным. Я смотрел, как ты выбираешься из своей скорлупы, и узнал о тебе так много хорошего, в том числе и то, как ты меня страстно любишь. Я никогда не сомневался в твоей преданности, даже когда хотел, чтобы ты показала людям, что на самом деле чувствуешь ко мне. Я знал, что никогда не причиню тебе вреда.

Она снова отворачивается.

– А что, если где-то есть другая женщина, нечто среднее между мной и Лиз?

Ее вопрос больно меня задевает, потому что я сам думал об этом. Неприятно в таком признаваться, но она права.

– Может, и есть. Но нет никакой гарантии, что я найду ее, и уж точно нет никакой гарантии, что она тоже в меня влюбится.

– Ты можешь заполучить любую.

– Это не значит, что я могу сделать так, чтобы она со мной осталась. Лиз мне изменяла. Это было в тот период, когда мы все еще пытались наладить совместную жизнь, прежде чем отказались от семейного психотерапевта, который мало чем нам помог, и обратились к адвокатам. Нет, я не прочел случайно какое-то письмо, которое мне не полагалось видеть, ничего такого. Она сама откровенно призналась. Это был какой-то парень, с которым они вместе работали, а призналась она мне по одной простой причине: она знала, что это причинит мне боль. И получилось все именно так. Я всегда знал, что ты никогда такого не сделаешь. Знал, что если мы помиримся, то есть шанс, что я однажды снова тебя потеряю, но если такое случится, это будет не из-за другого мужчины. Это будет из-за тебя самой. Из-за того, что творится в твоей голове. Ты можешь впустить меня до конца? Ты можешь мне прямо сказать, с чем ты борешься, что чувствуешь? Я уже почти обо всем сам догадался и хочу, чтобы ты знала: мне все равно, что иногда тебе нужна помощь.

– Тина сказала, что я, вероятно, страдаю какой-то формой аутизма. Высокофункциональное расстройство, но все же… Я могу пройти тест, чтобы узнать наверняка, но зачем? Он же ничего не изменит.

– Я тоже думаю, что никакого прока от него не будет. Какая от него польза?

– Тина сказала, что это поможет мне обрести покой.

– Тогда ты должна его пройти.

Анника колеблется.

– А вдруг окажется, что, пройдя обследование, я обнаружу, что не выпадаю за спектр нормального? Что я действительно больна. Не знаю, смогу ли я с этим справиться.

– Никакая ты не больная.

– Да ладно тебе, Джонатан. Всю свою жизнь я была просто образцовой девушкой со странностями. Дело не в том, что люди вроде меня не понимают, какими нас видят другие. Но для нас вы – странные, и мы – те, кто должен измениться, если хотим, чтобы нас воспринимали нормально.

– Ты преодолела много трудностей, чтобы стать такой, какая ты есть сейчас. Тебя преследовали и мучили. Тобой пытались воспользоваться. Просто сердце разрывается от мысли, что люди относятся к другим так ужасно.

– Я не хочу, чтобы ты был со мной, потому что тебе меня жаль.

– Я не испытываю к тебе жалости. Я тобой восхищаюсь. Требуется невероятная сила, чтобы сделать то, что сделала ты, и ты заслуживаешь каждой крупицы счастья, какая может тебе выпасть.

– Это наследственное. – Она произносит это спокойно.

– Я знаю это с того самого дня, как ты познакомила меня со своим отцом.

– Ты еще пожалеешь об этом. Целую жизнь с такой, как я. Завести со мной семью… На тебя свалится больше, чем ты ожидал. Так было с моей мамой.

Возможно, это самая интуитивная вещь, которую она когда-либо мне говорила. Вероятнее всего, Аннике трудно понять, что я чувствую, трудно сопереживать мне, но она вполне способна понять, что с ней творится.

– Сожалеть я буду на самом деле, только если упущу еще одну возможность узнать, есть ли у нас все необходимое, чтобы пройти этот путь. Мне казалось, мы выстроим совместную жизнь после колледжа, но ты передумала. Как по-твоему, не пора ли поговорить об этом? Потому что, если ты собираешься избегать всех трудностей и неприятных воспоминаний, я не знаю, как нам снова быть вместе. А я хочу этого. Очень хочу. Так ты сможешь?

Анника кивает.

– Я знаю, что вела себя неправильно, но я была так опустошена.

– Я знаю. Да и я тоже.

Я притягиваю ее к себе и прижимаюсь лбом к ее лбу, как делал много лет назад. Наши глаза закрыты, и мы сидим так, пока ее дыхание не замедляется, и я чувствую, как она вздыхает с облегчением.

– Ну давай же. Это же я, Анника.

– Всегда был только ты, – говорит она и прижимается губами к моим.

Мы можем поговорить позже. Мы и поговорим позже. Но сейчас я хочу только одного. Я ждал уже десять лет и больше не могу ждать.

Мы размыкаем губы и дарим друг другу глубокий поцелуй. Это не те поцелуи, которыми обмениваются на публике, и в них есть грубость, которой не было в колледже. Тогда я обращался с Анникой так осторожно, точно она из стекла и может разбиться. Теперь она стала сильнее. Возможно, она так не думает, но это так. Я вижу ее силу во многих вещах. Я чувствую, как ее руки сжимают мои.