Джонатан оставил последнее сообщение на моем автоответчике незадолго до Рождества. Свой переезд в Нью-Йорк я отложила на неопределенный срок, поступив в аспирантуру в Иллинойсе. Я наконец-то почувствовала, что контролирую свою жизнь, и доказала, что могу жить независимо. Переезд сейчас нарушил бы рутину, которая принесла мне большое спокойствие, раскачал бы лодку, над стабильностью которой я так усердно трудилась. «Мне просто нужно еще немного времени, – сказала я в трубку. – Я думаю, что должна закончить свое образование, прежде чем куда-то переезжать».
Теперь я слушала сообщение, которое он оставил для меня. Слезы текли по моим щекам. Это не должно было стать сюрпризом, даже я знала, что он не будет ждать вечно.
Хотя сердце у меня будто разорвалось надвое, я не жалела о своем решении. Но я дорого заплатила за свою независимость, и потерять Джонатана было тяжелее, чем все, что было до того, вместе взятое.
32. Анника
Уилл появился на пороге моей квартиры, чтобы отвезти меня домой на Рождество.
Я ожидала увидеть родителей, но, открыв дверь, обнаружила вместо них брата.
– Что ты здесь делаешь?
– И тебе счастливых праздников, сестренка.
– Мама сказала, что они с папой приедут.
– Ну да, конечно. Мама занята готовкой, а папа занят… ну чем он обычно занят. Дороги дерьмовые, и мне было скучно, поэтому я вызвался добровольцем.
– Ты никогда не приезжаешь так рано.
– Очевидно, в этом году так вышло.
Уилл взял мой чемодан, я заперла квартиру и последовала за ним к машине.
– Джонатан присоединится к нам на праздники? – спросил Уилл, выезжая на заснеженное шоссе.
– Нет. Все кончено.
Я никогда не произносила этого вслух. Теперь, когда я это сделала, все стало реально и больно. Я снова прокрутила в голове последнее сообщение Джонатана. Определенно кончено.
– Кстати, если тебе интересно. Дело не в том, что я не смогла удержать Джонатана. Дело в том, что я решила его отпустить.
Уилл никогда не бывал дома, когда наступало время украшать елку. Обычно мы с папой срубали ее и тащили обратно к машине, но в тот год было очень холодно, и Уилл велел родителям оставаться дома.
– Мы с Анникой справимся.
Мы поехали в тот самый питомник, где всю жизнь покупали деревья, и долго шли вдоль рядов, пока я не нашла идеальное дерево – семифутовую ханаанскую ель. Я терпеливо ждала, пока Уилл ее спилит.
– Меня уволили, – сказал он, когда мы смотрели, как падает дерево.
– О.
– А ты не хочешь узнать почему?
Походило на вопрос с подвохом.
– Ты правда хочешь, чтобы я знала почему?
Каждый из нас взялся за свой конец, и мы направились к стоянке.
– Я допустил ошибку. Огромную. Это стоило компании больших денег. Я ничего не рассказал маме и папе. Просто сказал, что уволился, потому что мне не нравится эта работа.
Я промолчала. Было достаточно холодно, и изо рта у нас, пока мы, тяжело дыша, тащили громоздкое дерево по снегу, вылетали облачка пара.
– Тебе есть что сказать на этот счет?
– Я все время ошибаюсь, Уилл. Всю мою жизнь постоянно совершаю ошибки.
– Да, но, когда ошибаешься в крупном инвестиционном банке, это серьезно.
Брат опустил свой конец дерева. Я не могла нести его одна, поэтому сделала то же самое.
– Я не приняла противозачаточные таблетки, как должна была, и забеременела.
– Знаю. Неужели ты думала, что мама и папа мне не скажут? Они сказали, ты могла умереть. Я о тебе беспокоился.
– Ты никогда не говорил мне, что беспокоишься. Ты мне не звонил. Не приезжал меня навестить.
– Верно. Я ничего этого не делал, а должен был. Прости меня.
– Ну и что ты теперь собираешься делать? Просто сдаться? – спросила я.
– Что? Нет. Что это вообще за вопрос? Что ты хочешь этим сказать?
Я снова подняла свой конец елки.
– Только то, что жизнь продолжается.
Вернувшись домой, мы нарядили елку. Уиллу не по-нравилось, как мы с папой сделали это в прошлом году, и он убедил меня сделать это на старый скучный лад. «Ничего креативного, да, наплевать». Но приятно было провести так день. Мне нравилось развешивать блестящие украшения, я испытывала трепет от того, что включаю световую гирлянду и вижу, как вспыхивают лампочки. Мама то и дело предлагала подбросить еще одно полено в огонь, потрескивающий в камине, принести какао, включить рождественскую музыку. Я сказала «да» какао, но «нет» – музыке.
– Мама так счастлива, – сказал Уилл.
– Как ты определяешь?
– Ты что, издеваешься надо мной?
– Нет. – Я придвинула стул поближе к елке, чтобы закрепить на ней ангела. – Разве мама не всегда счастлива?
– Никто не бывает всегда счастлив.
Когда мы закончили наряжать елку, Уилл сел рядом со мной на диван. Я накрыла колени старым шерстяным пледом, который мама всегда зимой клала на спинку дивана. Уилл поставил себе на колени бумажную тарелку с рождественским печеньем и открыл банку пива. Он откусил кусочек печенья и отпил пива, и в желудке у меня все перевернулось.
– Выглядит отвратительно.
– Не ругай, не попробовав. В холодильнике есть еще пиво. – Уилл протянул мне тарелку с печеньем, и я взяла одно.