Мама подняла глаза на папу и голосом, которого я никогда раньше не слышала от богини, поклялась:
– Мой сын не родится на этом острове! – Она выделила слово «остров» со всем презрением, на которое была способна. – Можешь быть уверен, они заплатят за это, Макс. С сегодняшнего дня я не немка, не еврейка, я – ничто.
Она поклялась, что это были последние слова, произнесенные ею по-немецки.
– Альма! – позвал ее кто-то.
Над собой мама увидела госпожу Мозер с тремя детьми, которая смотрела на нее, словно умоляя: «Пожалуйста, возьмите их с собой! Спасите моих детей!» Как будто это было возможно.
– Почему они, а не мы? – стонала женщина с ребенком на руках, а я избегала смотреть ей в глаза.
Мама не ответила. Она не попрощалась. Она не поцеловала папу.
Я бросилась в объятия самого сильного мужчины в мире и обняла его изо всех сил. Наклонившись ко мне, папа прошептал что-то непонятное мне на ухо. Я чувствовала жар его щеки.
Несмотря на то что его грудь казалась мне огромной броневой плитой, я слышала, как бьется его сердце и как бешено мчится по венам кровь. Он снова что-то прошептал мне на ухо. Мне хотелось, чтобы время не двигалось ни на секунду. Я хотела, чтобы все замерло.
Кубинский чиновник грубо оттащил меня от отца. Я вскрикнула, но меня уже тащили вниз по раскачивающейся лестнице. Я изо всех сил держалась за покрытые солью перила. Я закрыла глаза, чтобы вдохнуть папин запах, но все, что я почувствовала, был сильный запах пота и масла для волос от полицейского, который вел меня вниз. Мама твердо шагала впереди меня. Больше всего я тогда боялась, что кто-то может вырвать у меня из рук коробочку цвета индиго, и я изо всех сил прижимала ее к себе.
– Папа! Папа! – кричала я, но отец не откликался.
Я безудержно плакала, даже не пытаясь это скрыть. Теперь я задыхалась от собственных рыданий. Папа не хотел смотреть на меня, не хотел видеть, как я ухожу.
Слезы лишили меня голоса. Мне было так стыдно, что я уезжаю, мне хотелось крикнуть отцу, которого мы оставляли на борту:
Кто-то прощался со мной. Возможно, было бы лучше так и не узнать, кто это был. Примерно тридцати из нас было разрешено сойти на берег. Мы были избранными, счастливчиками. Я же воспринимала это только как приговор, ужасное наказание.
На борту оставались те несчастные, у кого не было будущего. Никто не знал, что с ними будет дальше. Капитан ничего не мог сделать. Он вернется в открытое море с 906 пассажирами на борту, не набирая скорость, чтобы не пришлось высаживаться в Гамбурге. Среди них будет мой отец и Лео.
Мама ступила на борт «Аргуса» и поскользнулась на мокром дне лодки, испачкав белые туфли. Она ухватилась за поручень и повернулась спиной к «Сент-Луису», ни разу не взглянув на папу, который изо всех сил старался, чтобы его хриплый голос звучал громче других.
Но я услышала его. Это был отец, я знала это. Я хотела, чтобы все замолчали, чтобы я смогла услышать его. Я сосредоточилась: я отгородилась от шума и сосредоточилась. Наконец у меня получилось. Он просил меня что-то сделать.
– Забудь свою фамилию! – крикнул он.
Я больше не слышала отчаянных криков толпы. Сейчас для меня существовал только отец.
Но он не называл меня Ханной.
– Забудь свою фамилию! – снова крикнул отец во весь голос.
«Аргус» с ревом удалялся, застилая бухту шлейфом черного дыма и оставляя позади самый большой корабль, который когда-либо видели в порту Гаваны. Здесь нас не будет ждать оркестр с триумфальными маршами. Мы услышали бы только крики пассажиров, которым пришлось оставаться на борту бесцельно дрейфовавшего корабля.
Огры отняли у меня папу. Кубинские огры. Я не смогла даже поцеловать его. Я не смогла попрощаться ни с ним, ни с Лео, ни с капитаном.
Я хотела броситься в эти темные воды, несущие раскачивающийся, рвущийся вперед «Аргус».
Это был мой последний шанс. Я больше не хотела ничего слышать, я просто хотела, чтобы двигатель остановился.
Внезапно все на «Аргусе» замолчали: мы достигли дока и кто-то перекинул канат.
Тишина. Теперь стояла полная тишина. В тишине я в последний раз услышала папин голос, плывущий над водой и отдающийся эхом над берегом, где мы мечтали стать счастливыми:
– Ханна, забудь свою фамилию!
Часть третья
Ханна и Анна
Гавана, 1939–2014
Анна
2014
Сегодня я узнаю, кто я.