Девушка из JFK

Могущественная родня защитила своего человечка, но вынужденно зачислила его в подгруппу привилегированно-отверженных, то есть тех, кому по тем или иным причинам уже не бывать генералами, судьями и директорами. Для таких отмеченных непоправимыми общественными клеймами персон система подыскивала не столь влиятельные, малозаметные, но хорошо оплачиваемые должности. Так серийный насильник и садист Йонатан Ольшенблюм получил синекуру начальника отдела безопасности, а нанявшая его рекламная фирма «Успех» – заказы от крупных клиентов. Судя по тому, с какой легкостью я залезла в почтовый сервер этой компании, специалист из Ольшенблюма был никакой.

На фотографиях поражало его внешнее сходство с покойным Нисангеймером: такой же низкий лобешник, маленькие глазки, отвислые щеки, двойной подбородок и жирный загривок. Они даже стриглись одинаково – коротким щетинистым бобриком. Скажу больше: вся их родня и – шире – весь круг привилегированных семейств с самого начала показался мне скопищем жирных зомби, воняющих потом, насилием и убийством. Наверно, я ошибалась. Даже наверняка – ведь я регулярно видела этих людей на экранах телевизоров и компьютеров. Там они, напротив, выглядели подтянутыми, благообразными, улыбчивыми интеллигентами.

И все же, все же… Теперь я ничего не могла поделать с исходящей от них вонью горелого фалафельного масла. Не знаю, что на меня напало. Я сидела перед компом до самого утра. Утром, когда, подремав часа полтора, я встала с постели, Мики смотрел на меня с тревогой. Он сказал, что отвел малыша в школу и что мне срочно надо выпить кофе. Я кивнула и снова открыла компьютер. Это продолжалось неделю; вонь только усиливалась, и я не знала, как с нею бороться. Все это время меня трудно было назвать примерной матерью и полезным партнером. Потом Мики надоело, он отнял у меня комп, усадил напротив и взял мои руки в свои – крепкие надежные руки Мики Шварца, профессионального хитмана и Божьего заместителя.

– Бетти, я знаю, что с тобой, – сказал он. – Со мной тоже такое случалось. Это натуральный посттравматический шок. Не как у симулянта Авгина, а настоящий. Ты, главное, не молчи. Просто открой рот и говори. Пожалуйста.

Я посмотрела вниз – мои руки в его ладонях казались такими слабыми и беспомощными, что хотелось плакать.

– О чем говорить?

– Неважно о чем – просто говори.

Я открыла рот – попросить, чтобы отстал от меня с этими своими штучками, тоже мне, психиатр нашелся – и вдруг завыла абсолютно неожиданно для себя самой. Завыла, как, видимо, воют на луну гиены – отверженные, ненавидимые и презираемые всем миром поедатели мертвечины. Мики не удивился. Он обнял меня, прижал, зашептал что-то утешительное. Потом стало легче, я легла спать, и вони почти не чувствовалось. Проснувшись, я обнаружила, что Мики спрятал комп и ни за что не соглашается отдавать. Вечером, уложив Арика, мы сели на балконе перед пустыней и бутылкой вина.

– Я думал, что знаю, чего ты хочешь, но сейчас уже не уверен, – сказал Мики после того, как мы молча выдули по два бокала. – Серьезно, Бетти. Разве не ты говорила, что надо заканчивать с нашим занятием? Что нам не настолько нужны деньги, чтобы носиться по всему миру, ликвидируя подлых мужей и стервозных жен. Что настала пора найти приличную работу в офисе, пять дней в неделю с восьми до четырех тридцати. Ведь говорила, так? И вот, я согласен. Согласен! Объясни теперь, почему ты даже не дослушала, когда я завел этот разговор неделю назад? Не дослушала, вскочила и побежала к своему дурацкому компу… Думаешь, решение далось мне легко? В чем вообще дело?

– Мики, Мики, Мики… Дорогой мой Мики… – пропела я.

– Уже страшно, – усмехнулся он.

– Как ты себе это представляешь, милый? Хитман Мики Шварц в кабинете, в комнате заседаний, на корпоративной вечеринке. Хитман Мики Шварц, принимающий на работу программиста. Хитман Мики Шварц, увольняющий…

– Хватит! – оборвал меня он. – Как-как… так и представляю. Почему тот тип из «Гиля», с которым я сидел в ресторане, может, а я нет? Что я, хуже? И почему ты сейчас думаешь об этом иначе, чем раньше?

Я встала, подошла к нему вплотную, наклонилась близко, зрачки в зрачки.

– Потому что я видела тебя, Мики, там, с Авгином, – я произнесла это очень тихо, почти прошипела. – Видела твои глаза, когда ты схватил его за грудки. Слышала, как ты рычал диким зверем. Как ты едва не зарезал его – просто так, без причины. Сам-то ты это помнишь?

Он отвел взгляд. А что он мог возразить?