– Да? – Бен высунулся и с удивлением посмотрел на меня. – Ло! Что ты тут делаешь?
– А ты как думаешь?
Ему хватило приличия немного смутиться:
– Ах, это.
– Да,
– Слушай… – Бен поднял руку, словно желая утихомирить меня.
– Не надо мне твоих «слушай»!.. Как ты мог? Быстро ты все ему выложил – про нервный срыв, про лекарства, про то, что я едва не потеряла работу? Рассказал ему, как в самые ужасные дни я не могла даже сама одеться, не могла выйти из дома?
– Нет! Конечно нет! Боже, как ты могла такое подумать?
– Значит, только про таблетки? И про то, что ко мне забрался грабитель, а потом еще парочка деталей, чтобы Нильссон точно понял, что мне нельзя доверять?
– Нет! Все не так! – Бен подошел к выходу на террасу, а затем повернулся ко мне, ероша волосы. – Просто… черт, все как-то сорвалось с языка. Не знаю как. Он умеет вытягивать.
– Ты ведь журналист, черт возьми! Не мог просто сказать «без комментариев»?
– Без комментариев, – простонал он.
– Ты не представляешь, что ты наделал.
– О чем ты?.. Погоди-ка, мне надо выпить кофе. Будешь?
Хотелось послать его куда подальше, но я и сама не отказалась бы от кофе.
– С молоком, без сахара, все верно?
– Да.
– Некоторые вещи не меняются, – хмыкнул Бен, наполняя кофеварку чистой водой и вставляя в нее кофейную капсулу.
Я бросила на него гневный взгляд.
– До хрена всего изменилось! Как ты мог все ему рассказать?
– Я… я не знаю. – Бен снова взъерошил свои непослушные волосы, дергая их у корней так, будто мог вытащить из головы какое-то оправдание. – Нильссон поймал меня в коридоре, когда я возвращался с завтрака, сказал, что беспокоится за тебя – из-за какого-то там шума ночью, – а у меня было похмелье, и я все никак не мог понять, о чем это он. Сначала подумал, что он говорит про грабителя. Но он вдруг начал твердить, что ты сейчас очень ранима… Боже, Ло, прости, я ведь не сам постучался к нему в дверь, распираемый желанием поговорить. Что он вообще имел в виду?
– Неважно.
Бен подал мне кружку. Кофе был слишком горячим, и я поставила чашку на колени.
– Важно. Ты явно чем-то ошеломлена. Прошлой ночью что-то случилось?
Почти всем своим существом, процентов на девяносто пять, я хотела послать Бена Говарда куда подальше и сказать, что, разболтав Нильссону все о моей личной жизни, он потерял мое доверие. К сожалению, оставшиеся пять процентов были особенно настойчивы.
– Я…
Может, если поделиться с Беном, он предложит что-нибудь, о чем я раньше не подумала? Как-никак репортер, причем, увы, довольно уважаемый. Сделав глубокий вдох, я пересказала Бену все то, о чем ночью говорила Нильссону. Я так хотела, чтобы он мне поверил, что бормотала неясно и сбивчиво.
– Она была там! – закончила я. – Ты должен мне поверить!
– Эй, эй! – Он изумленно посмотрел на меня. – Конечно, я тебе верю.
– Правда? – Я с удивлением отставила чашку с кофе на стеклянный столик. – Ты мне веришь?
– Конечно верю. Ты никогда ничего не выдумывала.
– А Нильссон не верит.
– Я понимаю, почему он не
Я кивнула. Как и любой журналист, пишущий о путешествиях, я знала о множестве слухов вокруг круизных кораблей. Не то чтобы владельцы лайнеров больше связаны с преступным миром, чем любые другие предприниматели из сферы туризма, просто преступлениям, совершенным в море, всегда присуща некоторая неясность.
«Аврора» не из тех судов, напоминающих плавучие города, о которых я писала, однако в международных водах ее правовое положение тоже было сомнительным. Даже подтвержденные случаи исчезновения людей иногда удается замять. Когда не ясно, к чьей юрисдикции относится дело, расследование зачастую вешают на службу безопасности судна, а они, будучи работниками компании, даже при желании не могут поднять суматоху.
Несмотря на духоту каюты, мне вдруг стало холодно. Я пришла к Бену, чтобы разнести его в пух и прах и удовлетворенно хлопнуть дверью, но никак не ожидала от него поддержки.
– Больше всего меня волнует… – медленно произнесла я.
– Что? – прервал он мое молчание.
– Она… она одолжила мне тушь. Так я ее и встретила – не знала, пустует ли каюта, и постучала в дверь, чтобы попросить тушь.
– Ну… – Бен озадаченно помолчал и сделал еще один глоток кофе. – И что?
– И… она исчезла.
– Тушь? Как это исчезла?
– Очень просто. Ее забрали из каюты, пока я была с Нильссоном. Все остальное еще можно как-то объяснить – но если ничего не происходит, то где же тушь? Тюбик туши был единственным доказательством того, что в каюте действительно кто-то находился, а теперь и он исчез.
Бен встал и подошел к террасе, задернул прозрачные шторы. Сделал шаг назад и присел на край кровати, вид у него стал деловой и решительный.
– Кто еще об этом знает?
– Про тушь?
Хороший вопрос. Я с досадой поняла, что надо было задуматься об этом раньше.
– Наверное… только Нильссон.
Прискорбная мысль. Мы с Беном долго смотрели друг на друга, и в его взгляде отражались все неприятные вопросы, которые вдруг стали мучить и меня.