Девушка из письма (ЛП)

Одна из девушек помладше вскрикнула во сне, Айви вздрогнула. Она откинула одеяло и на цыпочках подкралась к ней. Если Сестра услышит, то всем достанется.

- Тсс-с, - она крепко держала всхлипывающую девушку, укачивая, чтобы успокоить. - Тсс, засыпай, тебе нужно поспать.

Айви погладила ее по мокрой от слез щеке, потом прокралась обратно к своей кровати. Сердце гулко колотилось. Подождав, пока успокоится дыхание, она снова взяла ручку.

Когда Сестра Мэри-Фрэнсис исчезла в длинном коридоре с блестящей плиткой на полу, я быстро взглянула на сводчатый потолок и пустую лестницу, над которой висела огромная надпись: «Господи Боже, да позволено будет падшим вновь обрести Тебя через силу молитв и тяжкий труд». Я поспешила догнать Сестру Мэри-Фрэнсис и прошла мимо трех или четырех девушек в коричневых робах. У некоторых были огромные животы, у других - нет. Они, стоя на коленях, скребли безупречно чистый пол. Они не прекратили своего занятия, чтобы посмотреть на меня, не сказали ни слова.

Из огромной двери ударила волна пара, и я, пройдя мимо, заглянула внутрь и увидела прачечную. Десятки девушек стояли у раковин, протягивали простыни через катки, вешали их на сушильные рельсы. Чтобы осознать увиденное, было слишком мало времени, но меня снова поразила оглушительная тишина. Ее нарушила только Сестра Мэри-Фрэнсис, с хмурым видом ждущая меня в конце коридора.

«Поторопись, у Матушки Карлин мало времени. Можешь оставить чемодан здесь».

Я поставила его на пол рядом с дверью и, нервничая, вошла в кабинет Матушки Карлин.

Комната оказалась темной и убогой. В ней было лишь маленькое окошко. За огромным столом из красного дерева сидела свирепого вида женщина в полном облачении. Я стояла, не произнося ни слова, а она продолжала что-то писать в маленькой черной книжице. Я понимала, что лучше не нарушать молчание. Наконец, она посмотрела на меня. Заостренный подбородок, бледное лицо, крючковатый нос. Я сразу признала в ней ведьму. Позади на стене висел ее портрет. На нем она выглядела лучше, чем в реальной жизни.

Она прокашлялась, затем заговорила.

«Как тебя зовут?»

Я представилась, и она сообщила, что меня больше не будут звать Айви. Здесь я буду известна как Мэри, а наши собственные имена запрещены. Я почувствовала приступ паники и подступающие слезы, но смогла их подавить.

«У всех, кто приходит сюда, есть обязанности. Ты будешь работать в прачечной. Так же упорно, как мы. Рано вставать и проводить день с пользой. Посещать мессу и молить Господа о прощении. Понятно?».

Было трудно остаться невозмутимой, но мне удалось, и я сказала, что поняла. Она добавила, что Сестра Мэри-Фрэнсис покажет мне спальню.

Когда я вышла из кабинета, чемодана уже не было. Сестра Мэри-Фрэнсис сообщила, что он мне больше не понадобится. Я была в истерике. В нем была единственная фотография отца и одеяльце, что я связала для ребенка. Розовое, поскольку я уверена, что будет девочка. Я умоляла их его вернуть. Но появилась Матушка Карлин и начала хлестать меня ремнем, прямо там, в коридоре. Она сказала, что мне должно быть стыдно за свое поведение.

Айви закусила губу, вспомнив тот момент, когда поняла, что у нее забрали фотографию отца. Будто бы украли его последнее прикосновение, последний миг, что он провел с ней: он послал ей воздушный поцелуй от подножия лестницы, а она стояла наверху в ночной рубашке, глядя на него. Словно бы Сестра Мэри-Фрэнсис вернулась назад во времени и забрала все это. Но Айви знала, что не должна цепляться за воспоминания об отце. Ей нужен Алистер. Необходимо, чтобы он почувствовал, что в нем она видела своего спасителя, что кроме него не было надежды.

Глаза горели; ей отчаянно хотелось спать. Руки дрожали, когда она заставляла их писать, а все тело болело. Но ей нужно к утру оставить письмо под подушкой, иначе Патрисия не сможет отдать его парню-развозчику.

После я пошла за Сестрой Мэри-Фрэнсис вверх по лестнице в спальню. На лестнице было еще больше девушек, но никто не посмотрел на меня, не улыбнулся, не сказал ни слова. Сестра оставила меня в спальне и велела переодеться в робу. Комната была холодной и серой, с кроватями, как в больнице. Под окном с выцветшими шторами - выщербленный умывальник, на стене - колокольчик. Потом она показала мне прачечную. Приходилось работать с тяжелыми механизмами. Руки девушек покраснели от работы в холодной воде. После шести часов работы в прачечной на ужин дали водянистый суп и жесткий хлеб. За ужином не разрешали разговаривать. Нам вообще говорить не позволялось.

Монахини очень жестоки. Они бьют нас тростью или тем, что попадется под руку, если мы осмеливаемся заговорить. Одна девушка так сильно обожглась о раскаленные докрасна стальные листы, что на руке появился волдырь. Теперь он уже заражен. Сестра Мэри-Фрэнсис просто подошла и отругала ее за напрасную трату времени.