Девушка из Стамбула

Он посоветовал нам разойтись. Обещал завтра снова поговорить с отцом. Но мы были настроены очень решительно.

– Я сейчас пойду на намаз, – сказал он, – а после посмотрим.

Нам поставили самовар, приготовили чай. Вскоре появилась мама. Она стала звать меня домой, плакала, умоляла.

– Я не пойду, – сказала я.

После молитвы вместе с хазратом подоспел и отец. Он проклял меня, обругал моего джигита, вступил в спор с хазратом, пытался утащить меня силой, но я не далась.

– Нет, так не годится, – сказал хазрат. – Давайте все вместе пойдём к вам и устроим помолвку.

Отец был не согласен.

Я попросила хазрата прочитать нам никях теперь же.

– А если нет, – сказала я, – мы поедем в Уфу и поженимся там.

Мои слова привели отца в бешенство.

– Что ты творишь?! – орал он. – Ты же позоришь нас! – Под конец пробурчал: – Ладно, пусть идёт домой. Завтра видно будет.

– Я не уйду отсюда, пока не будет прочитан никях, – твёрдо заявила я.

Хазрат был в растерянности. Снова попытался убедить отца. В конце концов, сказал:

– Мы подчиняемся шариату и не можем идти против законов веры. Если девушка и джигит оба хотят этого, мы пойдём им навстречу.

– Я не согласен! – закричал отец и вскочил.

Хазрат водрузил на голову чалму, достал своё свидетельство, позвал из медресе двух преподавателей в свидетели и при них снова обратился к отцу с вопросом. Тот сказал своё: «Нет!» Мама зарыдала. Хазрат громко спросил нас обоих, согласны ли мы. Заставил трижды выразить согласие и прочитал никях. После этого сказал, глядя на отца:

– Что теперь будете делать? Эти двое – муж и жена. И всё же она дочь вам. Не упрямьтесь!

Отец не произнёс ни слова, мама продолжала плакать. Все вышли на улицу, отец с мамой пошли впереди, мы двинулись следом. Возле ворот остановились. Я подошла к маме и сказала:

– Прости, мама! – обняла её и заплакала.

Потом обняла отца. Плакали все трое. Джигит мой стоял неподвижно. Ворота открылись. Родители вошли, я осталась с мужем.

– Входи, Нафиса! – позвал отец.

– Одна я не могу войти, – возразила я.

– Входите оба, – сказал он.

Мы вошли.

Свадьбу устроили через неделю. Это была очень скромная свадьба. Потом я с мужем сразу же отбыла в Москву. С тех пор мы вместе. Слава Аллаху, до сего дня ничто не омрачило нашу любовь».

Заканчивая рассказ, Нафиса улыбнулась, радуясь своему счастью.

– Да, вам очень повезло… – проговорила Гульсум. – Но кто надоумил вас держаться так уверенно?

– Я совета не спрашивала ни у кого, просто делала то, что подсказывало сердце. И всё получилось!

Гульсум некоторое время задумчиво смотрела на Нафису, потом спросила:

– Это была ваша первая любовь?

– Первая и последняя… Мы всё ещё влюблены друг в друга. Теперь еду к мужу и чувствую себя так же, как в тот день, когда шла с ним к хазрату.

Видно, представив себе скорую встречу, Нафиса мечтательно улыбнулась.

– А где теперь работает муж ваш? – поинтересовалась Гульсум.

– В Москве, врач по лёгочным болезням. В прошлом году он много работал, сдал экзамены на приват-доцента, однако министр не утвердил его, оттого что мусульманин. Это мужа очень расстроило. Он был оскорблён ещё тем, что товарищи по службе относились к нему как-то пренебрежительно. Убедившись, что русские никогда не научатся ценить его труд, решил, что и жить среди них не имеет смысла. Он искал место в Казани и Астрахани, однако ничего подходящего не было. Пришлось остаться в Москве. Но зато теперь он уважаемый человек – председатель благотворительного общества, глава школьного комитета. Без его участия в Москве не делается ничего. Все совещания проводятся у нас дома, там же он принимает больных. Чтобы дети могли общаться со своим народом, он купил возле большого мусульманского аула скромную усадьбу у воды с садом. Мы едем туда впервые, чтобы взглянуть, что это такое. С будущего года, если Аллаху будет угодно, всё лето собираемся жить там. Купим корову. Дети, как известно, привыкают к той среде, в которой живут. В Москве нас окружают русские. Отныне дети наши станут проводить каникулы на родине, – сказала Нафиса и замолчала.

* * *

Гульсум подумала о своих детях. Её поразило, как в этой счастливой семье заботятся о детях. «Кем же вырастут мои дети?» – спросила она себя. – Кто позаботится о них?» Ей хотелось ещё поговорить о детях, расспросить Нафису, но пароход неожиданно дал длинный гудок. Ребёнок Гульсум снова испуганно вскочил с криком: «Мама! Папа идёт, папа!»

Они стояли у пристани. Пароход ожил: люди выходили и входили.

Гульсум успокоила сына и села на место. Свет фонаря за окном придал её бледному лицу желтоватый оттенок, и она стала похожа на застывшую в неподвижной позе мумию. Женщина задумчиво смотрела на довольную своей судьбой Нафису, на её объятых глубоким сном детей.

– Вы оказались такой счастливой, – тихо проговорила она голосом, исходившим из глубины души. – Я другая, жизнь моя покатилась по совершенно иной колее, – так начала она свою исповедь.