Девушка из золотого рога

Азиадэ кивнула, и поведала ему о том, что гарем это довольно милое место, куда мужчинам вход запрещен, и поэтому женщины могут оставаться наедине. Доктор Хаса не совсем понимал этого. У него были совершенно иные представления о гаремах.

- У вас было много евнухов?

- Восемь. Это были все очень преданные люди. Один из них был моим учителем.

Хаса закурил в замешательстве.

- Фи, - сказал он, - какая дикость. А у вашего отца было, конечно же, триста жен, не так ли?

- Всего лишь одна - с обиженным видом гордо ответила Азиадэ.

Мужчины, которых она знала до сих пор, не отваживались говорить с ней о гареме. Но Хаса был врачом, это вроде бы меняло дело.

Она наморщила лоб, и ее детская верхняя губа вытянулась вперед.

- Для вас гарем - это дикость, – сказала она сердито, - а для меня - одно ваше имя.

Эти слова произвели гораздо больший эффект, чем тот, на который рассчитывала Азиадэ.

Доктор Хаса вскочил и возмущенно посмотрел на нее.

- Почему это мое имя - дикость? - пролепетал он, явно смущаясь.

- Потому что это вообще не имя, - раздраженно сказала Азиадэ. - Есть такая земля Хесен и имя Хас. Хаса звучит дико и совсем не по-немецки. Это окончание «а» просто бессмысленно.

Хаса облегченно улыбнулся и снова лег на живот. Слава Богу, у девушки не было знакомых в Вене, и она ничего не знала о скандале с Марион и о позоре, который обрушился на его голову. До чего же все-таки невинные создания эти филологи!

- Хаса – это законное сокращение, - сказал он. - Раньше мы звались Хасанович. Мы происходим из Сараево в Боснии, но еще до аннексии переехали в Вену. Я лично родился в Вене.

Теперь уже Азиадэ привстала, удивленно уставившись на врача.

- Из Сараево? - переспросила она. - Хасанович? Простите, но это окончание «вич» - оно же означает сын, значит, вашего предка звали Хасан?

- Совершенно верно, – спокойно, без тени обиды подтвердил Хаса. - Нашего прадеда, должно быть, звали Хасаном.

- Но Хасан же.... – начала было Азиадэ, и замолчала, пораженная собственными догадками.

- В чем дело? – с недоумением спросил Хаса.

- Я имею в виду... – пролепетала Азиадэ. - Я имею в виду, что Босния до 1911 года принадлежала Турции, а Хасан - мусульманское имя, так звали внука Пророка.

Хаса наконец-то понял, куда клонит эта странная девушка.

- Да, – согласился он. - Конечно. Вообще-то, мы - босниийцы, то есть сербы, которые после завоевания их турками приняли ислам. Я думаю, что у меня есть пара двоюродных братьев-дикарей, живущих в Сараево. Кажется, когда-то, во времена турков, наша семья владела даже какими-то землями.

Азиадэ набрала пригоршню песка и медленно пропустила его через пальцы. Ее маленькая верхняя губка подрагивала.

- Но в таком случае вы тоже должны быть мусульманином, не так ли?

Тут Хаса рассмеялся. Он лег на живот, и его тело затряслось. Потом, он сел на песок, скрестив ноги, и, прищурившись, посмотрел на Азиадэ:

- Маленькая турецкая леди, – смеялся он, - если бы Кара-Мустафа⁹ покорил Вену или мир под Сан-Стефано был заключен на иных условиях, я бы сейчас звался Ибрагим-бей Хасанович и носил тюрбан. Но Кара-Мустафа не завоевал Вену, я стал добропорядочным австрийским гражданином, и мое имя доктор Александр Хаса. Вы были в Вене? Когда солнце садится за виноградниками, а в садах льются песни... Нет города прекрасней Вены.

Он замолчал и посмотрел на Азиадэ. Девушка подняла голову и почувствовала, как кровь приливает к ее лицу, как пламя охватывает щеки, уши, глаза, губы, лоб. Ей неудержимо захотелось вскочить и надавать пощечин всем этим людям, которые лежали голыми на песке и высмеивали ее мир, она хотела бежать отсюда прочь и никогда больше не слышать о городе, у ворот которого разбилась мощь древней империи. Но тут взгляд ее остановился на наивных, ничего неподозревающих глазах чужого ей человека, она увидела его довольную улыбку и темные, манящие глаза, невинно обращенные на нее.

И бешенство мгновенно сменилось глубокой грустью. Азиадэ закрыла глаза и подумала о том, что гибель империи началась у ворот Вены.

- Вам не жарко, Азиадэ?- заботливо спросил Хаса.

- Нет, скорее холодно. Может, я еще не совсем здорова. Все-таки уже осень.

Она смущенно посмотрела перед собой, а глаза ее совсем погасли.

Хаса напротив вдруг стал очень активным. Он накинул ей на плечи халат, принес горячий кофе и стал растирать ее холодные ладони, которые неподвижно лежали в его руках, перечисляя при этом названия бесчисленного количества бацилл, которыми заражаются люди, когда купаются осенью. Дойдя до стрептококков, он увидел искаженное от ужаса лицо Азиадэ и стал в том же порядке рассказывать о различных антитоксинах. Это несколько успокоило и его самого. Он погладил ее по щеке, причем было непонятно, сделал он это в целях профилактических или просто позволил себе некоторую вольность и наконец предложил вернуться домой.

Азиадэ поднялась. Пламя вновь полыхало на щеках: Хаса был первым мужчиной, который погладил ее, но эта деталь уже никого не касалась.