Девушка из золотого рога

Азиадэ встала, и покачиваясь пошла по залу. Люди, на короткую ночь отбросившие свои привычные обличия, сияли светом своих реализованных желаний. Она увидела худощавого мужчину в переливающихся одеждах старого паши, взгляды их встретились, и он, схватив ее за руку, потянул танцевать.

Она танцуя, поправила его съехавший на бок тюрбан:

- Это надо носить так, - строго сказала она, а паша стал уверять, что хочет взять ее в свой гарем и приглашает на шампанское.

- Я и так уже в гареме! – рассмеялась в ответ Азиадэ, откусывая что-то сладкое.

- Я выкуплю Вас у вашего владельца. Мы, паши, привыкли покупать женщин.

- Я больше не продаюсь, - сказала Азиадэ, и бросив пашу, пошла к стойке, где заказала себе мокко.

Яркий свет, многообразие красок волновали ее. Она болтала с посторонними людьми, а какой-то юноша нежно гладил ей руку, мужчины толпились вокруг с просящими, соблазняющими глазами. Она, словно в полусне, смотрела на этот празднично освещенный зал и вдруг ей показалось, что ей открывается скрытый магический смысл происходящего, где таинственным образом переплетаются мечты и реальность. Границы видимой жизни раздвинулись как в языческой мистерии. Внутренняя правда неукротимой природы торжествующе усмехалась в праздничном триумфе над жалкими тысячилетиями, потраченными на ее покорению. Плененная душа, вырвавшись из застенков обыденности, в стремительном натиске опрокидывала все барьеры и преграды внешнего мира....

    Пьеро, с напудренным лицом схватил Азиадэ и поволок ее в нишу. Взгляд у него был молящим, глаза наполнены ужасом, глаза человека, проснувшегося от кошмарного сна и еще до конца не осознавшего реальность:

- У меня есть жена, которую я больше не люблю, - сказал он Азиадэ и взял ее за руку. Потом он рассмеялся, а Азиадэ погладила его напудренное лицо и рассказала о Хасе, о своем отце и квартире на Ринге.

Пьеро внезапно исчез, а может его и вовсе не было, и Азиадэ увидела Хасу в костюме Алхимика, широко улыбающегося в окружении женщин. Он подошел к ней и обняв повел танцевать.

-Ты что сердишься? Тебе скучно?

Он говорил как будто из сна.

-Нет, здесь очень хорошо. Так должно быть всегда.

Они танцевали, а французкий маркиз с видом шпиона прошел мимо них. Позже Хаса сидел на скамейке и гадал какой-то стройной женщине по руке.

Азиадэ спустилась по лестнице. Стайка молоденьких женщин окружила полицейского у входа. У полицейского был важный, официальный вид. Его голубые глаза наблюдали за этой языческой мистерией со спокойной неуязвимостью властьимущего. Азиадэ дотронулась до руки полицейского. Полицейский был настоящим, он был маленькой дверцей в мир, который начинался по ту сторону дома и назывался действительностью. Достаточно было одного движения руки, всего лишь короткого жеста и спокойствие повседневности укротило бы ночные призраки вырвавшихся на волю душ.

Азиадэ вздрогнула при этой мысли. Она пошла дальше. В полумраке нижнего этажа скромноодетые женщины прижимались к одетым во фраки мужчинам. Душный воздух был наполнен ароматами духов вперемежку с винным перегаром. Азиадэ присела на край свободной скамейки и вдруг почувствовала себя очень усталой. Мужчины, проходя мимо улыбались ей, но она не отвечала им. Она сидела в яркой цыганской одежде и золотые монетки венцом свисали на ее лбу.

На другом конце скамейки спиной к Азиадэ сидела байадерка. Спина была загорелой, молодой и стройной. Азиадэ посмотрела на худые руки, шелковые шаровары и вышитые золотом башмаки. На голове у женщины красовалась шелковая чалма. Она сидела одна, молчаливо и задумчиво, явно уставшая от суматохи праздника.

Вдруг она повернулась и Азиадэ увидела жемчужину в виде слезы свисающую на лбу у женщины, гордо изогнутые брови, карие глаза и узкий нос с дрожащими крыльями.

- Добрый вечер, Марион, - сказала Азиадэ.

Вся ее усталость мигом улетучилась. Она повернулась к баядерке

- Добрый вечер, Азиадэ.

Марион с удивлением разглядывала ее. Глаза ее расширились. У нее было очень красивое лицо, тонкие длинные руки.

- Вы выглядите как настоящая турчанка. Чалма вам очень подходит, - Азиадэ смотрела на нее с восхищением и признанием.

Марион рассмеялась ей в ответ:

- Вообще-то чалму и турецкие шальвары должны были надеть вы.

- Это было бы слишком просто, Марион. Я же дикарка и должна носить чадру.

- Дикарка? Когда в последний раз женщина в вашей семье надевала чадру?

- В последний раз? Я сама еще носила чадру. Всего шесть лет назад. Нет, я на самом деле дикарка.

Азиадэ взяла Марион за руку. От руки исходил аромат. Марион удивленно подняла брови. Она улыбалась:

- Почему же вы не бежите прочь, Азиадэ, как тогда в Земеринге?

Ее голос звучал печально:

- Я была просто дурой, Марион, потому и бежала тогда. Не сердитесь на меня.

Азиадэ серьезно и с любопытством смотрела на Марион.

- Вам хорошо с Алексом? Он хорошо к вам относится?

Она не могла обьяснить внезапную благосклонность Азиадэ.